Кристиан Ланг - человек без запаха - [37]

Шрифт
Интервал

— Погаси свет! Погаси! Погаси немедленно, ублюдок! Погаси и убирайся к чертовой матери!

Ланг быстро выключил лампу. Сарита перестала бить его, надела просторную белую футболку, подошла к окну и закурила. Она все еще плакала, а в довершение этой сцены проснулся Миро: сначала послышались мелкие крадущиеся шажки, затем он появился в дверях и заревел, а Ланг стал успокаивать его и уговаривать вернуться в кровать.

Все это продолжалось минут десять — пятнадцать, но Лангу в конце концов удалось успокоить мальчика: Миро лежал в своей кровати, всхлипывая и шмыгая носом, а Ланг гладил его по голове, пока он не уснул. И тогда Ланг понял, что у него совершенно нет сил. Он вернулся в спальню, сел на край кровати и долго сидел с носками в руках, не зная, что делать. Сарита все еще стояла у окна, курила очередную сигарету, а докурив, сказала сдавленным голосом:

— Тебе этого не понять, Ланг! Ты вообще ничего не понимаешь, поэтому уходи отсюда и оставь меня в покое!

— А он не придет, если я уйду? — спросил Ланг.

— Нет, не придет. Пожалуйста, уходи! — устало сказала Сарита.

И Ланг наконец послушался ее: он оделся и ушел.

18

Утром тело Ланга болело от кулаков Сариты, а душа — от сказанных ею слов. Ты вообще ничего не понимаешь. Ланг взял выходной и разыскал Кирси, которая работала в преуспевающем модельном агентстве. Он попросил ее «ради Сариты» рассказать ему все, что ей известно: о Марко, что он за человек, чем занимается, и о том, что в действительности происходит между ним и Саритой. Кирси, казалось, испытывала неловкость оттого, что накануне вечером злобно смотрела на Ланга, словно он был ничуть не лучше Марко, и теперь разговаривала с Лангом очень любезно. Правда, она сказала, что знакома с Саритой всего лет шесть, а роман ее подруги с Марко начался задолго до этого.

— Я знаю, — сказал Ланг, — и хочу положить этому конец.

— Боюсь, это невозможно, — ответила Кирси. — Сарита много раз пыталась бросить его. А одно время суд даже запретил Марко видеться с ней. Но Сарита всегда к нему возвращается.

— Но почему? — беспомощно спросил Ланг.

Кирси ответила, что не знает: отношения Сариты и Марко были непростыми с самого начала, а со временем становились только хуже и хуже. И добавила:

— Сарита мне тоже мало рассказывает.

Ланг задал еще несколько вопросов, Кирси ответила как-то невразумительно и долго извинялась, что не смогла ничем помочь. Она сказала, что вообще-то Сарита разумный и дельный человек, вполне способный позаботиться о себе и принять правильное решение; Марко просто-напросто оказывает на нее какое-то влияние — в чем тут дело, Кирси неизвестно. Знала она одно: роман Ланга с Саритой ни к чему хорошему не привел. Марко мог быть вполне милым, но, если Кирси правильно поняла скупые объяснения Сариты, сейчас он стал совершенно невыносим, и все это из-за Ланга.

— Послушай меня, оставь ее, подумай лучше о своей шкуре, — сказала Кирси и, прежде чем Ланг успел что-либо ответить, добавила: — Сарита и Марко неразлучны, понимаешь, неразлучны, хотя сами не хотят этого, и с этим ничего не поделаешь. Оставь ее, пока не случилось беды.

Кирси взглянула на него немного иронично и, как показалось Лангу, хищно, словно взвешивала свои шансы заполучить его, если он уйдет от Сариты. А потом сказала:

— Но ты ведь не бросишь ее. Ты же ее, наверное, любишь?

Вечером того же дня Ланг позвонил по мобильному в Стенсвик, матери Марко: номер он подглядел в записной книжке Сариты и запомнил его. Но и это делу не помогло. Ланг сказал, что его зовут Теро и он давний школьный приятель Марко. К счастью, мать Марко, говорившая высоким и немного взволнованным голосом, не стала задавать заковыристых вопросов вроде того, в каком классе он учился и играл ли он с Марко в одной хоккейной команде. Наоборот, Лангу показалось, что она немного напутана: сказала, что не знает, где ее сын, — он словно сквозь землю провалился, а потом добавила, что звонить ей не имеет смысла, так как Марко навещает ее крайне редко.


Когда Сарита позвонила Лангу несколько дней спустя и говорила с ним нежным, исполненным раскаяния голосом, Ланг не стал делать вид, что безумно занят или обижен. Он тут же сел в «селику» и поехал в Бергхэль. Сарита встретила его в дверях, они обнялись. Потом они долго стояли неподвижно, и Ланг чувствовал, как его наполняет тепло ее тела. Объяснения были уже неуместны, рассказывал мне потом Ланг, объясняться надо было намного раньше, он понимал это, стоя в дверях рядом с Саритой.

Внешне ничего не изменилось. Как всегда, Сарита садилась на 8-й трамвай и ехала в студию. Ланг по-прежнему не утруждал себя работой на телевидении. По средам он забирал Миро из школы. Тело Сариты оставалось для него таким же желанным, но прежней доверительности было не вернуть — они скорее напоминали людей, потерпевших кораблекрушение и хватающихся друг за друга за неимением других спасательных средств. Главным образом изменилась Сарита. Безжалостная ирония, столь свойственная ей в начале их знакомства, почти исчезла. Она все чаще производила впечатление уязвимого и загнанного существа, жаждущего любви вместо того содома, в котором ей приходилось жить. К своему ужасу, Ланг заметил, что Сарита, когда плачет, похожа на Эстеллу и что уголки ее рта дрожат так же, как у его сестры. А еще он понял, как долго и упорно не хотел замечать человеческие слабости Сариты. Он чувствовал, что до сих пор отказывал ей в этом, желая видеть в ней идеал, и угрызения совести скоро вытеснили неприятные воспоминания об Эстелле. И он решил любить Сариту еще сильнее, чем раньше, сильнее, чем кто-либо когда-либо любил другого человека.


Рекомендуем почитать
Слоны могут играть в футбол

Может ли обычная командировка в провинциальный город перевернуть жизнь человека из мегаполиса? Именно так произошло с героем повести Михаила Сегала Дмитрием, который уже давно живет в Москве, работает на руководящей должности в международной компании и тщательно оберегает личные границы. Но за внешне благополучной и предсказуемой жизнью сквозит холодок кафкианского абсурда, от которого Дмитрий пытается защититься повседневными ритуалами и образом солидного человека. Неожиданное знакомство с молодой девушкой, дочерью бывшего однокурсника вовлекает его в опасное пространство чувств, к которым он не был готов.


Плановый апокалипсис

В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".


Похвала сладострастию

Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».


Брошенная лодка

«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…


Я уйду с рассветом

Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.