Криминальный дуплет. Детективные повести - [9]

Танечка не была замужем. И злые языки поговаривали, что у нее тайный роман с прокурором. А почему и не быть? Если пышный бюст, узкая талия и развитые бедра красноречивей любых слов говорили, как Танечка нуждается в мужской ласке. Еще больше эти слухи усилились, когда стало известно, что следователю Шумейко, попытавшемуся «подбить клинья» к лакомому кусочку, прокурор такой разнос вчинил, что бедный прокурорский Казанова чуть работы не лишился.

Впрочем, разнос он мог получить и без любовных похождений, за труды свои праведные на почве борьбы с преступностью. Специалист был толковый, а потому самостоятельный и своенравный. С чужого голоса петь не желал.

Но одно дело получить нагоняй по служебной линии. Прозаично, сухо, и никого этим не удивишь. Кто не получал? Другое — когда имеется романтический привкус. Тогда да! Тогда шум и гам, ореол мученика на почве любовных похождений!

Однако, кроме смутных слухов, циркулирующих по прокурорским и милицейским кабинетам, явных доказательств прокурорской благосклонности к своей секретарше не было. Так что, все слухи могли быть просто слухами.

— Добрый день, Татьяна! Нина Иосифовна у себя? — как можно доброжелательней поздоровался с секретаршей Паромов. И, не дожидаясь ответа, добавил: — Как у нее с настроением?

— Здравствуйте! — с неудовольствием, что ее отрывают от дела, поздоровалась Танечка. — Ну, какое может быть с вами настроение? Скверное. Жалоба за жалобой идут в прокуратуру на ваши беззаконные действия, грубость, бездушие. Вот целыми пачками регистрирую. А им конца и края не видать!

Она насупила выщипанные бровки и скорбно поджала полненькие губки, накрашенные ярко красной помадой.

— Татьяна, ты словно прокурор «стружку снимаешь»! Знать, со временем быть тебе прокурором… И пропали тогда бедные милиционеры! Загонишь туда, где Макар телят не стерег! И покажешь, где раки зимуют… — улыбнулся Паромов.

Татьяна шутку не приняла и бросила кратко:

— Иди. Давно уже ждет.

И опять проворно побежала пальцами по клавиатуре машинки. А в голове помимо ее воли непроизвольно склонялось: «Раки, раков, раком… Тьфу, пропасть, надо же такому слову привязаться»! — мысленно ругнулась Татьяна и еще быстрей «застрочила» на машинке.

Паромов скромненько постучался в дверь, обитую коричневым дерматином и, услышав резкое «Да!», вошел в кабинет заместителя прокурора.

4

Нина Иосифовна сидела в форменной одежде и в очках за своим рабочим столом и что-то внимательно читала.

— Здравствуйте, Нина Иосифовна. Вызывали. Вот прибыл. — Паромов вздохнул глубоко и тяжко, всем своим видом показывая, что повинную голову и меч не сечет.

Она закрыла папку с бумагами, слегка отодвинула ее на край стола, неспеша сняла очки, положила их, не складывая дужки, поверх папки и только после этого к удивлению Паромова довольно миролюбиво произнесла:

— Здравствуй! И присаживайся вон на тот стул, поближе ко мне.

Дождалась, когда Паромов от порога пришел к столу и уселся на предложенный стул.

А тот в это время размышлял: «Если Нина Иосифовна употребляет в разговоре не холодное официальное «вы», а более демократичное «ты», то есть надежда, что «разнос» будет не столь тяжек. Куда страшнее, если «выкать» начнет. Вот тогда держись!

— Скажи мне на милость, товарищ лейтенант, когда вы прекратите пить мою кровушку? — строго блеснула линзами очков. — Когда же вы, наконец, поймете, что являетесь носителями закона и законности, такими же, как я, как прокурор?.. Когда же прекратите поступать, как бандиты с большой дороги?! А?..

Старший участковый по личному опыту знал, что лучше помолчать и не перебивать заместителя прокурора. Тем более, пока она говорит все довольно спокойно, явно сдерживая свои эмоции.

— Я еще могу как-то понять, не оправдать, а только понять, что допускаются некоторые нарушения на других опорных пунктах молодыми неопытными участковыми и постовыми. Но не в опорном пункте РТИ, который я лично курирую! — Голос зам прокурора стал приобретать привычную для подобных ситуаций стальную нотку и звучал все выше и выше, громче и громче. — Может, вы делаете назло мне? — Помолчала секунду. — Или себе?

Ее карие глаза прищурились и невидимыми буравчиками сверлили душу Паромова.

Паромов молчал. Чувствовал, что еще рано что-либо говорить. Не время.

— Вот, лично ты, Николай, зачем подложил взрывпакет сотруднице детского садика Сатаровой?

Говоря, она достала из стопки разных документов, находившихся на ее рабочем столе, исписанный листок из ученической тетрадки.

— А она, эта бедная женщина чуть ли не лишилась глаз, как пишет в своем заявлении, и оказалась на больничной койке… А у нее дома дети. Ответь мне, зачем? Неужели так в тюрьму хочется?

Нина Иосифовна замолчала, но буравчики глаз сквозь линзы очков по-прежнему сверлили лицо Паромова.

— Что молчишь? Я слушаю. Или сказать нечего? Как бедокурить, то мы мастера, как ответ держать, то… то пусть Пушкин…

«Пора!» — решил Паромов.

— Нина Иосифовна, как на духу… Никакого взрывпакета гражданке Сатаровой я не подбрасывал. В соответствии с неоднократным указанием руководства отдела, на законных основаниях, в целях предупреждения хищений из помещений предприятий и организаций, в соответствии с имеющейся инструкцией, — тут он достал из своей папки служебную инструкцию и с десяток актов об установлении химловушек, — …в детском садике номер двадцать три с согласия директора была установлена, обратите ваше внимание, опять же в кабинете директора, химическая ловушка в виде кошелька для денег. В случае раскрытия этого кошелька-ловушки — срабатывал патрон и выбрасывал краситель. Вот и все. Ловушка изготовлена вполне законно и легально в отделе криминалистики. Установлена, как сами видите, тоже в соответствии с действующим законодательством. — Паромов вновь продемонстрировал акт. — Смотрите сами…