Криминальный дуплет. Детективные повести - [10]

Нина Иосифовна терпеливо и внимательно слушала монолог старшего участкового, время от времени посматривая то на инструкцию, то на бланки актов об установлении химловушек. А Паромов между тем продолжил:

— Если позволите, то должен вам напомнить и сказать, что химические ловушки и в здании прокуратуры установлены. Правда, иного вида. Днища и задние стенки служебных сейфов специальным средством обработаны. Верно?

— Знаю. — Не удержалась от улыбки заместитель прокурора. — Не раз одежду свою пачкала и потом долго отстирать не могла. Ваши расчудесные эксперты-криминалисты ничего толковей придумать не могут, как смесью солидола и родамина вещи портить!

— От бедности нашей. — Повеселел Паромов. — Были бы средства… — наши специалисты-криминалисты все бы опутали видиокамерами и лазерными датчиками-перехватчиками. Им только дай волю!

— Вам всем только дай волю! — пресекла разглагольствования участкового Нина Иосифовна. — Ты вот только минуту назад стоял с понурой головой, а теперь и голову не только приподнял, но и чуть нос не задираешь… И уходишь, увиливаешь от заданного вопроса в сторону, переведя разговор на криминалистов. Не рано ли? Ты мне ответь, что заставило тебя установить химловушку в кабинете директора детского садика? — Она сделала ударение на слове «детского». — Неужели детишек, чуть ли не грудного возраста, опасались? Или еще что-то? Только без милицейской «лапши», в том числе и самой длинной — индийской. Как на духу. Не укрыл ли ты какого-нибудь преступления там, чтобы не портить статистику, и отделался не розыском виновных лиц, а установкой этой злополучной химловушки.

— Обижаете, Нина Иосифовна! Это когда же я вас обманывал.

— Возможно, не врал, но и правды не говорил, — пресекла она дальнейшие оправдания старшего участкового. — Было, было… — заметила строго. — Продолжай по существу дела. Достаточно тут турусы словесные разводить.

— Если позволите, — гнул свою линию Паромов, — то между недоговоренностью чего-то и ложью большая разница. Я иногда, конечно, мог что-то и не договаривать, умолчать, сохранить, так сказать, в себе какую-то информацию, но только не врать. Ни вам, ни кому иному. Не приучен с детства…

Нина Иосифовна нетерпеливо махнула рукой. Мол, кончай пустой треп, дело говори.

— В садике никакого преступления не совершалось. Однако в последнее время стали происходить мелкие хищения, причем, только в кабинете директрисы. То ее старые сапоги пропали, то десять рублей общественных денег из ящика стола, то расческа, то зеркальце… Словом, мелочевка.

Директриса, Наталья Леонидовна, собирала коллектив, беседовала, призывала к совести. Никто не признался. Я разъяснял ответственность за хищение. Не действовало. Вот в целях профилактики и установил ловушку. В служебном серванте, на верхней полке, в укромном месте. Этот злополучный кошелек надо было искать полчаса, чтобы обнаружить. А Сатарова в чужом кабинете вдруг ни с того, ни с сего находит его и тихонечко так, тайком открывает… Уж такая она любопытная, ну непременно надо ей заглянуть внутрь! — Паромов сделал небольшую паузу. — Мне, конечно, ее жаль. Честное слово, жаль. Но, как говорит русская пословица, кто что ищет, тот и находит! Так что, Нина Иосифовна, я за собой никакой вины не чувствую. Действовал в рамках закона.

— Ладно, — подвела итог беседы заместитель прокурора. — Если дело обстояло так, как ты тут поведал, то, может, с тобой все и обойдется. Поручу проведение проверки по данной жалобе помощнику прокурора Лопаткиной Ирине Николаевне. Надеюсь, вы знакомы?

Паромов не раз видел в прокуратуре молодого помощника прокурора Ирину Николаевну. Она была молода, красива и еще не обременена супружескими обязанностями. Больше всего Паромову нравились ее светлые волосы, крупными локонами спадавшие на плечи. И большие, слегка насмешливые глаза.

— Немножко. Знаем друг друга в лицо… здороваемся при встречах…

— Вот и хорошо, познакомитесь поближе. Будем считать, что с тобой разобрались. А что с Сидоровым прикажите делать? На, прочти! — Она подала двойной тетрадочный лист бумаги, заполненный корявым, прыгающим почерком. — Если изложенные факты найдут подтверждение, то Сидоров может не только с работой распрощаться, но и со свободой тоже. Тут, по-видимому, не обойдется словесным внушением и простой служебной проверкой. Дело пахнет возбуждением уголовного преследования, как не прискорбно. Ты знаешь, что я не люблю «бить» милицию по всяким пустякам, будь то Сидоров или Паромов… Но и беспредела не потерплю! Никогда! Совесть не позволит.

Ее голос вновь стал наливаться металлом.

5

Между тем Паромов разбирал закорючки Галкиной Прасковьи Федотовны, той самой кошатницы и сабочатницы, от которой не было житья жильцам дома девять по улице Резиновой.

«Уважаемый прокурор, — писала своими каракулями Галкина, — у нас на поселке творится форменное безобразие со стороны участковых инспекторов милиции. Например, участковый Сидоров Владимир Иванович (у меня имеется его визитка, которую я приобщаю к жалобе) вчера был пьян и с какими-то подозрительными лицами, один из которых на мое требование представился прокурором, а второй — врачом из психушки, выбили дверь в моей квартире и ворвались в квартиру. Меня насильно усадили в кресло, а сами стали гоняться за Петькой, Васькой, Кузьмой, Машкой, Дашкой, Мишкой и другими жильцами моей квартиры, угрожая им смертоубийством. Они поймали, связали и запихнули в мешки Машку, Дашку, Мишку. Бедные Петька, Васька и Кузька, убегая от пьяного участкового, выпрыгнули в окно со второго этажа. А пьяный Сидоров стрелял из ружья в Кузьму и говорил, что он его все равно убьет. Я пыталась встать на защиту своих квартирантов, но меня отталкивали и насильно удерживали в кресле. Потом они увезли в неизвестном направлении связанных Машку, Дашку, Мишку, и те до настоящего времени домой не вернулись. Я опасаюсь, что участковый Сидоров их всех поубивал где-нибудь в лесу. Я прошу вас, уважаемый прокурор, принять меры к Сидорову Владимиру Иванович по всей строгости советских законов за его пьянство, жестокость и смертоубийство».