Криминальная история христианства. Поздняя античность. Книга 2 - [48]
Итак, настоящий мир только там, где соблюдаются их интересы, интересы папства в целом (а где их только нет!). Если же — нет, то война, в той или иной форме, и не в последнюю очередь, «силой оружия». Так и только так по сей день понимает этот сброд: Иероним, Августин е quanti viri* — «мир Христа», «истинный мир», «божественный порядок»: их выгода, их власть, их величие. И ничего кроме!
Итак, Феофил, стало быть, переметнулся в другой лагерь. А Иероним, постоянно брызжущий ядом на «еретиков», со своей стороны, настоятельно советовал патриарху срезать «дурные ростки острым серпом». Злорадно торжествуя, взирал святой на успешную охоту александрийца и оповещал о ней мир. Он приветствовал его нападки на «еретиков», «гадюк, расползшихся» аж до самых укромных уголков Палестины. Египет, Сирия и почти вся Италия, мол, избавлены от опасности этого заблуждения, и весь мир радуется его победе>14.
* Е quanti viri (лат.) — и иже с ними. (Примеч. ред.)
Феофил повсюду ополчался на изгнанников, направлял письма верховным пастырям Палестины и Кипра, некоторым епископам, папе Анастасию. Поскольку тот отрядил эмиссаров против подвергнутых гонениям и даже Иоанн Иерусалимский не мог их защитить, они бежали дальше, в Константинополь. Иоанн Златоуст принял их и взял под защиту, а правительство даже вызвало Феофила на собор в столицу, где Иоанну предстояло вынести приговор.
Однако Феофил умел менять тактику.
Как бы Иоанн ни владел массами, на роль придворного епископа он не подходил. Против него был не только его александрийский противник, но и многие другие католичек ские прелаты. Прежде всего, Севериан из Габалы в Сирии, чрезвычайно популярный в придворных кругах Константинополя проповедник, прекрасный знаток Библии, который с одинаковым рвением сражался за никейскую веру и против «еретиков» и евреев. Далее: епископ Акакий из Берла (Алеппо), которому сирийский поэт Балеус посвятил пять хвалебных песен; затем: епископ Антиох из Птолемеи (Акко в Финикии) и Макарий Магн (не исключено, что он и епископ Магаезийский из Карий или Лидии — одно и то же лицо)>15.
В самом же Константинополе, богатой и высокоцивилизованной столице, Иоанн был persona поп grata. Миллионеры видели угрозу в его «коммунистических» проповедях, в которых он метал громы и молнии против того, что их золотые туалеты им дороже, чем нищие у их вилл. Он решительно отклонял приглашения знати (iristoi). Его непреклонный аскетизм, причина застарелой болезни желудка, был не по вкусу жизнерадостным придворным дамам и прочим, которых он в личной беседе или с амвона упрекал за прихорашивание: «К чему вы пудритесь и краситесь, как шлюхи?..» Императрица Евдоксия, покровительствовавшая церкви и клиру, поначалу протежировала и Иоанну Златоусту, но под конец возненавидела его. После конфискации одного из земельных угодий (патриархата), он стал называть ее: «Иезавель». Для Феофила это стало достаточным основанием, чтобы предъявить сопернику уголовное обвинение в laesa majestas*. Многих священников Иоанн просто отстранял. Одного диакона — за прелюбодеяние, другого — за убийство. Он решительно указал на дверь даже епископам, которые заплатили за свое посвящение в сан митрополиту Антонину из Эфеса (причем сумма зависела от годового дохода той или иной епархии). Ведь симония и алчность уже процветали среди клира. Митрополит, дабы избежать наказания, скончался.
Не любили Иоанна и многие священнослужители Константинополя, которые хотели хорошей жизни. Как кость поперек горла он был прежде всего поклонникам синеисактства: любовных связей с посвятившими себя Богу «духовными женами» (gyna syneisaktos). Практике единения, включая даже совершенно целомудренное пребывание священнослужителя со своей «духовной женой» в одной постели, как обычно, нашли библейское обоснование; она была тысячекратно опробована и пережила века на Востоке и на Западе. Иоанн Златоуст проявил недопонимание этого упорного самоистязания и воинственно высказался против него в двойном трактате, утверждая: «Похоже, было бы лучше, если бы (посвященных Богу) дев вовсе не было»>16.
* Laesa majestas (лат.) — оскорбление величества. (Примеч. ред.)
И наконец, патриарху противостояли определенные монашеские группировки. Уже при интронизации антиохийца сформировалась монашеская партия под руководством аббата Исаака, сирийца, основавшего в Константинополе монастырь. Эта партия годами ожесточенно отвергала и чернила Иоанна Златоуста. Сам же аббат Исаак стал страстным приверженцем Феофила и успешно выступил обвинителем на процессе против Иоанна>17.
Исаак и его сторонники также обвиняли патриарха в заносчивости и гордыне, что вряд ли было несправедливо. Святой, священник Всевышнего, как и множество подобных ему, не отличался скромностью. Он не только проповедовал: «Он (Бог) явил нас миру, потому что мы звезды... потому что мы, как ангелы, шествуем среди людей...»; он не только учил: «Нет ничего могущественнее церкви, человече... Церковь сильнее неба... Небо существует ради Церкви, а не Церковь ради неба!» Он даже императора называл «холопом» Бога и кичился, что епископ — тот же князь и даже «еще достопочтеннее, чем тот (император). Ибо даже императорская особа святыми законами поставлена ниже (духовного) авторитета епископа». Он бахвалился, что «священник превыше короля», что «даже королевская особа подчинена власти священника... что этот — больше государь, чем тот». Он мог даже воскликнуть: «Правители не снискали таких почестей, как предстоятели церквей. Кто первый при дворе, кто первый и в обществе женщин, и в домах сильных мира сего? Нет чина выше, чем у него»
