Криминальная история христианства. Поздняя античность. Книга 2 - [47]

* Damnatio (лат.) — проклятие, анафема (Оригену). (Примеч. ред.)

В циркуляре, направленном епископам, он утверждает1, что «лжемонахи», в своем безрассудстве «способные на любое преступление», посягают на его жизнь. «Чтобы учинить кровавую баню, они подкупили мою челядь деньгами. Только милостью Божьей удалось избежать большей беды. Мы вынесли все это с терпением и кротостью...» На самом деле он сам, в сопровождении солдат, поспешил в Нитрийскую пустыню, чтобы расправиться с оригенцами, в том числе и с «долгими братьями». Одному из выразителей их идей, старику Аммону он пригрозил, что задушит собственным плащом, и бил его так, что кровь текла из носа. Пресвитера Исидора, почти восьмидесятилетнего приверженца Оригена, которого Феофил еще недавно намеревался сделать патриархом Константинополя, после безуспешной попытки подкупить и склонить к даче ложных показаний (он должен был лжесвидетельствовать, будто некая умершая прихожанка завещала свое имущество сестре патриарха), отлучили от церкви. Кроме того, Феофил тяжко оклеветал Исидора, обвинив его в совершении — восемнадцать лет тому назад! — «содомского» греха с корабельным юнгой. И наконец, он сам, среди ночи, во главе полупьяного ударного отряда, в составе которого были и его чернокожие рабы-эфиопы, штурмовал монастырь, разграбил и сжег его вместе с библиотекой, причем в огне погиб один из послушников и были уничтожены даже «святые дары» (бенедектинец Баур/ Ваиг). Обвинительное заключение против поруганных монахов содержало семьдесят пунктов. Тем временем, папа Анастасий I (399—401 гг.) называл Феофила «святым и достопочтенным мужем» (vir sanctus et honorabilis) и расписывался в своей теологической безграмотности, признаваясь в письме иерусалимскому патриарху Иоанну, что до недавнего времени и слыхом не слыхивал об Оригене и его сочинениях!¹¹

УЧИТЕЛЬ ЦЕРКВИ ИЕРОНИМ И ИЖЕ С НИМ НАСТРАИВАЮТ ФЕОФИЛА ПРОТИВ ИОАННА ЗЛАТОУСТА

Несколько сотен монахов в 401 г. бежали из Египта. Некоторые в Константинополь, большинство же — в Палестину, где, правда, учитель церкви Иероним ополчился на оригенцев. Великий святой и покровитель ученых, увековеченный Альтдорфером, Дюрером, Леонардо да Винчи, прежде успел сделать многое для популяризации Оригена на латинском Западе: он с восторгом переводил многие произведения Оригена, подобно многим другим, он беззастенчиво расхваливал его и воспевал «как величайшего, со времени апостолов, учителя церкви», как «бессмертного гения». Сокрушался, что в Риме Ориген был подвергнут нападкам «не из-за новизны его тезисов, не из-за ереси, как ныне пытаются представить это оголтелые псы, но потому, что слава его красноречия и его знаний была для них невыносима». В конце концов, за Оригена некогда вступались учителя церкви Василий Великий, Григорий Богослов, Афанасий и Амвросий. Теперь же, когда его противники активизировались — против него выступили и папа Анастасий, и епископы Симплиций из Милана и Хромаций из Аквилеи, и синоды Иерусалима, Александрии и Кипра — Иероним, подобно другим видным руководителям церкви, переметнулся в противный лагерь. Он бессовестно отрекся от своего старого учителя, и в одну ночь, как и Феофил, заделался яростным антиоригенцем.

В своем собственноручном послании он клеймит иерусалимского патриарха Иоанна, который отказывается отступиться от Оригена, да к тому же противостоит Иерониму в «войне монахов»: «Ты, святой отец, благородный епископ и прославленный оратор, вряд ли удостоишь взглядом своих холопов, которые, как и ты, искуплены кровью твоего Господа... Ты презираешь прихожан, диаконов и священников; ты похваляешься, что мог бы за час создать тысячу клириков... Твои лизоблюды утверждают, что ты красноречивее Демосфена, остроумнее Хрисиппа, мудрее Платона, и, похоже, во все это ты веришь». Вот так, ругаясь, издеваясь и оскорбляя, святой учитель церкви борется против иерусалимского епископа, которого он обвиняет в том, что тот настроил против него власти. «Монах, ах, монах угрожает другим монахам ссылкой и добивается декрета об изгнании; монах, кичащийся тем, что восседает на апостольском престоле»¹².

Это показывает, что здесь, как, впрочем, почти всегда, тесно переплетены политика, церковная политика и теология. И если некогда патриарх Феофил стремился к посредничеству между двумя конфликтующими сторонами, то теперь он попросту меняет свои убеждения на противоположные. Еще в конце 396 г. он пытался примирить противников, но Иероним дал ему ответ, который за всю историю церкви еще не раз будет повторен: «Мы тоже желаем мира, мы не просто желаем его, мы его требуем — но только мира Христа, истинного мира».

Этот мир — мир «Христа», «истинный», «настоящий мир» — ученики Господа ищут на протяжении всех веков. Мир — против схизматиков, «еретиков», неверующих, против внешних врагов, против врагов внутренних, против каждого, кто думает иначе, чем они. Повсюду и всегда, даже в XX в., звучит эта фраза об «истинном», «настоящем» мире. Она употребляется слишком часто, она настолько типична, она так оглупляет народные массы и целые поколения, она столь лицемерна и надменна, что на ней стоит остановиться подробнее. Она громко звучит в Первую мировую войну, во Вторую, затем в холодную; во время церковной суеты вокруг перевооружения Западной Германии, когда, к примеру, кардинал Фрингс, член ХДС, на съезде немецких католиков в Бохуме назвал отказ от военной службы «предосудительной сентиментальностью», «высокомерием гуманности» и заявлял: «Итак, с точки зрения папы, ведение войны против несправедливости является не только правом, но и долгом (!) всех государств... Настоящий мир (!) может основываться лишь (!) на Божественном порядке. Везде, где он находится под угрозой, народы должны восстанавливать нарушенный порядок даже силой оружия»