Криминалистика: теоретический курс - [303]
Между тем, «случайность и произвол» в рассуждениях А.Александрова обнаруживаются сразу, стоит только обратиться к историческим примерам и фактам. А обратившись, убедиться, что криминалистика на самом деле зависит от уголовно-процессуального права ничуть не больше, чем уголовный процесс от криминалистики с её рекомендациями, выработанными еще на эмпирическом, донаучном этапе формирования криминалистических знаний.[1189] Ведь хорошо известно, что описания криминалистических по своей сути приемов установления истины в правосудии встречаются уже в древних источниках, например, в священных книгах иудеев, христиан, мусульман.[1190] То есть о них написано едва ли не сразу после возникновения и государства и самой уголовной юстиции.
О том, что криминалистика «фактически … существовала всегда и ранее»[1191], в конце XIX века писал и основоположник криминалистической науки Ганс Гросс: «Тот, кто осматривал следы от человеческих ног, … кто начертил план места происшествия, — каждый из них применил те или иные из положений криминалистики».[1192] И уже только по причине раннего возникновения криминалистических рекомендаций, вопрос о приоритетах, в частности о том, что возникло раньше — процессуальные правила или эмпирические рекомендации донаучной криминалистики, не имеет однозначного решения. А уж в наши дни тем более.
Например, П. С.Элькинд во второй половине 70-х годов прошлого века писала, что наука уголовного процесса не только «опирается на достижения криминалистики», но и «… дальнейшее развитие уголовно-процессуальной науки и законодательства … возможно только при условии взаимопроникновения науки уголовного процесса и криминалистики».[1193]
Вся история развития этих, сопутствующих друг другу отраслей знания тому подтверждение. Сказанное, разумеется, относится и к истории формирования структуры досудебного производства, которая существовала, несомненно, ещё до того, как получила закрепление в законе. Ибо вряд ли процедуры расследования преступлений формировались в умах законодателей сами по себе, а не на основе накопленного опыта и знаний об оптимальной последовательности действий следователя на разных его этапах. И об этих правилах донаучной криминалистики, раскрывающих структуру ведения следствия, к моменту их закрепления в законе было известно уже не одно столетие. Будучи по своей познавательной сути правилами криминалистического толка, хотя собственно криминалистическими их стали называть лишь с конца XIX — начала ХХ века, они и составили основу для нормативного закрепления в виде оптимальной структуры досудебного производства. Поэтому именно обобщенная и систематизированная практика расследования, благодаря четко обозначенному кругу последовательно решаемых на каждом из его этапов задач, является прообразом современной структуры частной криминалистической методики, включая её алгоритмы, а не процессуальная структура досудебного производства, получившая отражение в законе много позже.
Так, еще задолго до принятия первого отечественного «уголовно-процессуального кодекса» в 1716 году, известного под названием «Краткого изображения процессов и судебных тяжб», от следствия по уголовным делам требовалось соблюдать строгий порядок выяснения обстоятельств преступления. Как отметил В. А.Линовский со ссылкой на «старую итальянскую практику», сформировавшуюся еще до XVI века, первый вопрос, который надлежало решить по уголовному делу, был вопрос о факте преступления: «судья вправе начинать дело лишь в том случае, если ему известно, что совершено преступление».[1194]
Став к концу XVI века господствующим в немецкой практике, правило первоочередного выяснения преступного характера расследуемого события, «перешло, — как писал В. А.Линовский, — в наше законодательство», получив закрепление в «Кратком изображении процессов и судебных тяжб», то есть только в 1716 году.[1195] Таким образом, к началу XVIII века в российском законодательстве впервые была обозначена главная задача первого этапа расследования, определившая начало его структурного оформления. И этому нововведению предшествовал опыт, то есть эмпирические рекомендации донаучной криминалистики, а не изменения «процессуальной структуры досудебного производства», как считает А. С.Александров.
Многие принятые впоследствии законы Российской Империи[1196] неизменно повторяли правило об «исследовании, прежде всего, учинилось ли происшествие, заключающее в себе преступление».[1197] Ибо наши предшественники прекрасно понимали, что только после достоверного установления характера события постановка иных задач, в том числе поиск виновного, обретали свой смысл. Потому и закрепили это эмпирически выработанное правило в законе, не стесняясь того, что оно было заимствовано уголовным процессом из донаучной криминалистики, «обслужившей», таким образом, уголовное судопроизводство. О заимствовании уголовным процессом криминалистических правил говорит уже тот факт, что нормативно предписанной очередности решения задач следствия, положенной в основу его структуры, насчитывается чуть более трехсот лет (с 1716 года), в то время как практике её применения, по свидетельству В. А.Линовского, — минимум в полтора раза больше (с XVI-го века).
