Крик зелёного ленивца - [24]
Что-то похожее, догадываюсь, происходило и с фотографией, которую ты намерена приноровить к стихам, начинающимся со строки "Пора-пора, уж утро" — стихи, между прочим, очень недурны, этот образ особенно: солнце… "приоткрывает лицо дня". Тут ты, поставив таймер, прыгнула в постель, скользнула поскорей под простыню и вся раскинулась, вся растянулась, ах, сама меж тем отсчитывая секунды, прислушиваясь, вероятно, к слабенькому треньканью таймера на штативе рядом — он как жук жужжит тебе в уши: "18, 17, 16…" покуда, наконец, простыня не взметнется над тобой беспечным белым облаком — в самый миг щелчка. Интересно, сколько раз ты репетировала, пока это у тебя получилось.
Рассуждая практически, если ты решишь продолжить начатый проект, предлагаю тебе завести себе одушевленного помощника, чтобы настраивал для тебя камеру. Как бы хорошо, если бы все фоточки были на уровне той, например, где ты сидишь на перилах крыльца. Тут выражение лица у тебя отнюдь не "мрачное". "Прелестное" — вот более подходящее слово. Но ты, думаю, и без меня это прекрасно знаешь. Кое-какие из менее "пикантных" стихотворений ты могла бы послать в вашу местную газету. Провинциальные еженедельники вечно маются из-за недостатка материала и порой весьма охотно печатают местных авторов.
С самыми лучшими пожеланиями,
удачи тебе.
Энди Уиттакер,
издатель "Мыла".
Дорогая Мария,
Пожалуйста, примите мои самые искренние извинения за то, что произошло на той неделе. Вы во вторник не явились, и я понял: вы разобиделись всерьез. Но вы все же учтите: перед тем как позвать вас тогда к себе в комнату, я уже просидел за столом с самого рассвета и начисто забыл, что на мне ни единой нитки и я, тем самым, в натуральном виде. Вам, конечно, трудно даже вообразить подобное, ибо, как я знаю, вы по рождению принадлежите к той культуре, где людям свойственно быть всегда и везде застегнутыми на все пуговицы, даже, надо думать, у себя за письменным столом (или на все молнии, уж кто чем располагает). Но в наших широтах, в собственном доме особенно, легко об этом и забыть. Видимо, я усугубил ситуацию своим хохотом, за который отдельно прошу прощения. Надеюсь, вы вернетесь.
Мистер Уиттакер.
Милая Джолли,
На открытке — новый торговый центр. Пишу в гостиной, которая доверху набита пустыми ящиками и плавает, из-за этого пластика, в синем свете. Свет такой мне очень по душе, в отличие от ящиков и торгового центра. Радио стоит на штабеле ящиков рядом, я его включил в безумной надежде услышать "Грустно ль мне" Билли Холидей[10]. Загадал: если получится, все будет хорошо. И конечно, вместо Билли мне в уши ударил мерзкий грохот рок-н-ролла.
Целую крепко.
Энди.
Главному редактору.
Довольно! Много лет "Каррент" отрабатывает свою незыблемую репутацию, честно добытую невежеством и лицемерием, но ваш последний набег на поля изящной словесности — это уже чересчур! Объявляя себя "литературным обзором", ваша статья ("Что всего интересней в нашем городе") на деле является бессовестной рекламой "Новостей искусства", которые автор называет почему-то острым и живым журналом. На это могу сказать одно: "Острый и живой, говна-пирога!" Всем известно, что "Новости искусства" — не что иное, как журнальчик для внутреннего потребления, этакий междусобойчик крошечной клики весьма консервативных, очень буржуазных авторов, большинство из которых еще к тому же дамы. "Окололитературный трёп" — вот самое щадящее обозначение для данной публикации. Так, читатель может возразить, что, если автор подчеркнуто замахнулся на "обзор", он обязан некоторым-образом "обозреть" всякой твари по паре, в том числе, не спорю, и таких колченогих, шелудивых песиков, как "Новости искусства". Но разве всех он "обозрел"? Отнюдь. Например, сколько раз в статье упомянуто "Мыло" Эндрю Уиттакера? Ответ вас поразит — ни одного-единственного раза. Ни единого, даже вскользь, упоминания о журнале, который бесспорно является самым солидным из наших литературных органов, публикуя таких первопроходцев, как Адольф Степ, Стерлинг Какао и Марша Хохо-Варлинская. Слыхали ль ваши читатели об этих авторах? Нет, я полагаю, а потому-то именно нам и нужны такие люди, как Эндрю Уиттакер, наш, здешний литератор, имя которого вызовет на улицах Мэдисона и Энн-Арбора не одно только коротенькое "А-а?". Вот уже десять лет Уиттакер делает свою работу без всякого вознаграждения, поддерживаемый лишь уверенностью, что служит высокой цели, не замечая злых усмешек и шуток, дождем на него сыплющихся, среди прочего, и со страниц вашей газеты. И вот, как видно, раззадоренные его гордой независимостью, вы сочли уместным его ужалить умолчаньем. Какая низость!
Искренне ваш
Рэндю Туакитер, доктор медицины.
Милая Анита,
Все не идет у меня из головы твое письмо. Сажусь за работу над своим романом, а сам занят воображаемой полемикой с тобой. Ты не хочешь и "слыхом обо мне слыхивать" во всю оставшуюся жизнь — не хочешь, что ж, дело хозяйское. Я не собираюсь срочно лететь в Итаку и ползать на брюхе по коврику у твоего порога. Но я удивлен тем, как ты искажаешь прошлое. Положим, оно не соответствует нынешним запросам твоего самолюбия, но это НАШЕ прошлое, и ты не можешь единолично и произвольно перекраивать его. Я просто ошеломлен, и как только у тебя духу хватило написать следующее: "По-моему, так
«Это самая печальная история, из всех, какие я слыхивал» — с этой цитаты начинает рассказ о своей полной невзгод жизни Фирмин, последыш Мамы Фло, разродившейся тринадцатью крысятами в подвале книжного магазина на убогой окраине Бостона 60-х. В семейном доме, выстроенном из обрывков страниц «Поминок по Финнегану», Фирмин, попробовав книгу на зуб, волшебным образом обретает способность читать. Брошенный вскоре на произвол судьбы пьющей мамашей и бойкими братцами и сестрицами, он тщетно пытается прижиться в мире людей и вскоре понимает, что его единственное прибежище — мир книг.
Пятый номер за 2012 год открывает роман американского писателя Сэма Сэвиджа(1940) «Стекло». Монолог одинокой пожилой женщины, большую часть времени проводящей в своей комнате с грязным окном и печатающей на старой машинке историю своей жизни — а заодно приходящие в голову мысли. Мыслей этих бесконечное множество: если внешнее действие романа весьма скудно, то внутреннее изобилует подробностями. Впрочем, все это множество деталей лишь усиливает впечатление неизбывной пустоты. Не случайны слова одного из эпиграфов к роману (из разговора Джаспера Джонсона с Деборой Соломон): «Жаль, выше головы не прыгнешь.
Есть такая избитая уже фраза «блюз простого человека», но тем не менее, придётся ее повторить. Книга 40 000 – это и есть тот самый блюз. Без претензии на духовные раскопки или поколенческую трагедию. Но именно этим книга и интересна – нахождением важного и в простых вещах, в повседневности, которая оказывается отнюдь не всепожирающей бытовухой, а жизнью, в которой есть место для радости.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Голубь с зеленым горошком» — это роман, сочетающий в себе разнообразие жанров. Любовь и приключения, история и искусство, Париж и великолепная Мадейра. Одна случайно забытая в женевском аэропорту книга, которая объединит две совершенно разные жизни……Май 2010 года. Раннее утро. Музей современного искусства, Париж. Заспанная охрана в недоумении смотрит на стену, на которой покоятся пять пустых рам. В этот момент по бульвару Сен-Жермен спокойно идет человек с картиной Пабло Пикассо под курткой. У него свой четкий план, но судьба внесет свои коррективы.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Дорогой читатель! Вы держите в руках книгу, в основу которой лег одноименный художественный фильм «ТАНКИ». Эта кинокартина приурочена к 120 -летию со дня рождения выдающегося конструктора Михаила Ильича Кошкина и посвящена создателям танка Т-34. Фильм снят по мотивам реальных событий. Он рассказывает о секретном пробеге в 1940 году Михаила Кошкина к Сталину в Москву на прототипах танка для утверждения и запуска в серию опытных образцов боевой машины. Той самой легендарной «тридцатьчетверки», на которой мир был спасен от фашистских захватчиков! В этой книге вы сможете прочитать не только вымышленную киноисторию, но и узнать, как все было в действительности.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.