Крик дафэна - [9]
Я провожал её до дома и не знал, что делать дальше. «А дальше… — сказала она, помолчала секунду и неожиданно погладила меня по щеке. — Какой ты, право слово, милый. Милый и редкостно рыжий». Ещё через секунду я отчаянно целовал её сомкнутые губы, настойчиво, сумасшедше, умоляюще, пока она, наконец, не ответила.
Ещё один лист с шелестом развернулся.
Теперь, когда прошло столько времени, я понимаю — Люсинда играла со мной, как с котёнком, то беспричинно отталкивая, то подпуская поближе, обволакивая, дразня и обещая. Яркая, уверенная в себе, ни разу не проигравшая. Зовущее движение точёной руки — иди сюда, милый, какой же ты, право, всё-таки рыжий, — запах морозного утра, свежий и обжигающий, зелёная кристальная глубина глаз, притягивающих, заполоняющих и подавляющих разум. Опадало к её ногам снежное кружево, чуть задерживаясь стрелочками лямок на твёрдых горошинах сосков. Перешагивая через белоснежный ворох одежды, она опускалась ко мне, скользя мимо моих пересохших губ восхитительными линиями тела. Сгорая от стыда и нетерпения, я топил в глубину ложбины меж её грудей своё онемевшее от желания лицо и забывал обо всём. В моей душе всевластно цвела зима.
Дрожь вдоль спины, классические, почти обязательные следы от ногтей на плечах, давящее прикосновение гладких бёдер, обхвативших, поймавших меня в неразрывное кольцо. Крошечная снежинка на её левой груди — оживающая татуировка — вздрагивающая лучиками в такт нашим движениям. Блестящие волосы, змейками расползающиеся по подушке. Вдруг отрезвляюще спокойный голос — ну, что ты так навалился, мне же тяжело! — и рука, тянущаяся за сигаретой.
Вспоминая, я засмеялся. Какой же я был дурак! Что ж, за что боролся — на то и напоролся. Это позже я понял, что, как правило, что хочешь, то и получишь, что ищешь, то обязательно и найдёшь. Рано или поздно. Так или иначе.
Мы зачастили в театры и на выставки, в клубы и на тусовки. Я почти не посещал лекции, я принадлежал ей днём и ночью, следуя любым её прихотям и капризам. Она научила меня не терять голову в драке и совершенно не заботиться ни о чём в ночных безумствах. «Чувствовать себя подмятой — без сонетов — напором страсти… Быть мишенью рук грубых, быстрых… Ласки ж грустные меня не воспламеняют*…» — шептала-цитировала она, вздрагивая подо мною. Я прерывал её, как она того и просила, грубо, утверждающе, входя в неё раз за разом. Моя душа была подмята, как и её тело, и хотела неизвестно чего — боли? хохота? вечного оргазма? — чем хуже было, тем было лучше. В поисках острых ощущений мы записались на запрещённые занятия по тай’джийдо, где обучались смертельному стилю — бою без правил и на поражение. Это добавило мне уверенности и незапланированного цинизма. Я сменил друзей и распорядок дня. Однажды Люсинда заявила, что я не должен якобы бросать институт. Вроде кто-то сказал ей, что философ-историк — это звучит тоже гордо. Я пожал плечами и экстерном сдал все экзамены за второй курс. Весь последующий месяц мы не вылезали из её спальни, куря траву, изучая Кама Сутру и умопомрачительно экспериментируя. Но всё когда-нибудь заканчивается. Рано или поздно. Так или иначе. Впрочем, я опять не заметил, как и когда наступило начало конца. Зима не может длиться вечно. Нельзя бесконечно наслаждаться хрустальным совершенством построения логических отношений. Холод обжигает так же, как и огонь. Огонь её сердца пылал синими всполохами и не давал живительного тепла.
Как-то раз ночью мне приснилась Динни. Солнечным утром, плывущим под шум июльского леса, под аккомпанемент комариного оркестра и перекатывающийся шорох трав она сидела на холме и, подперев ладонью локоть, ела абрикос, аккуратно откусывая по крошечному кусочку, так как оранжевая ранка тут же начинала обильно сочиться влагой. Она не видела меня, а я никак не мог взобраться к ней, вдруг став опять маленьким и одиноким, раз за разом съезжая по пологому склону, как будто специально облитому чем-то скользким. Вроде бы, я кричал, но сон в моём варианте превращался в немое кино. Я всё равно кричал, чувствуя, что сейчас произойдёт нечто ужасное, непоправимое. Оно не заставило себя ждать: на очередном неуклюжем пируэте, глянув вверх, я обнаружил вместо Динни сосредоточенную Люсинду, методично обсасывающую крупную чёрную косточку. У косточки медленно отросли шесть когтистых лапок и пара жёстких крылышек. Не обращая на это внимания, девушка закончила трапезу и, привстав с травы, подбросила новоиспечённого жука в небо. Тот взмыл в воздух и, басовито загудев, унёсся прочь. Люсинда облизнулась и пристально посмотрела на меня, обнажая в улыбке мелкие острые зубы.
Я проснулся с криком, который, я думаю, услышали далеко вокруг. Люсинда спала рядом, даже не пошевельнувшись, мертвенно белела в темноте откинутая рука, чётко выделяясь на фоне разметавшихся волос. В лунном свете чуть приоткрытые губы казались синими. Зубы, естественно, были нормальными, но стальной маникюр на пальцах выглядел хищно заострённым. Когда она резко открыла глаза, я чуть не закричал снова. Но меня успокоили весьма старым и действенным способом.
Давным давно поэты были Пророками с сильной магией. Из-за катаклизмов после войны чары в Эйваре пропали, и теперь песня — лишь слова и музыка, не более. Но, когда темная сила угрожает земле, поэты, что думали лишь прославиться своими песнями, получают задание важнее: вернуть миру утраченные чары. И путь в Другой мир, где остались чары, подвергнет опасности их жизни и проверит глубинные желания их сердец.
Поля, какими они были закончены, ужасный МС и гаремник. Меня время от времени заносит, но это все равно все тот же сентиментальный Ингвар.
Его мир разрушен до основания, но он слишком молод, что бы это понять. Его миссия последняя, в этой войне. Юный мальчик, единственный живой маг Темной башни. Совет решил так: Он должен остаться жить! Это почти наказания. Жить, когда все братья по башне мертвы. Но кто то должен простить их врагов. Слишком жестока придуманная месть, слишком сильна обида, что бы принимать решение на всегда. Проклятье должно иметь выполнимое условие отмены. И это условие он. Это рассказ о последнем темном маге, переброшенным через года, что бы он мог простить врагов, и что бы души его друзей, пожертвовавших собой ради мести, окончили ее и наконец то ушли в обитель вечности.
Первый сон было легко покинуть — оказалось, достаточно умереть. Но так хотелось вернуться и отомстить. Кто же знал, что всё именно так закончится? Теперь ради возвращения придётся тащиться через весь мир — с жаркого юга, где недвижно висит солнце, на сумрачный север, освещаемый лишь мерцанием серверов, к самому Админу, который правит этим миром.
Обычная жизнь студентки Арины Волковой начинает стремительно меняться после её нелепого столкновения с незнакомым парнем, который с первого взгляда поражает её в самое сердце. И, возможно, у этого случая не было бы продолжения, если бы не вредный характер его друга и частые столкновения с этой парочкой на лекциях и в здании института, во время которых Арина начинает подмечать некоторые странности парней. Поддавшись на уговоры своей новообретённой подруги и ведомая любопытством, она решает проверить их бредовую теорию о том, что эти парни – не люди.
