Душа моя — подстреленная птица,
клубок отчаянья и призрачной надежды.
Порой мне кажется, что всё лишь снится,
что живы все, и любим мы, как прежде.
И боль не в счёт. Я суть постичь хочу.
…И странно, но я всё еще лечу.
Сайлюш Доор Шиир
«…Все соки, выжатые или вытекающие из растений, следует запереть в стеклянных сосудах, все листья, цветы, корни — в глиняных банках, хорошо закрытых, чтобы под влиянием проветривания не выдохлась жизнь растений, как бы впавших в обморочное состояние».
Гиппократ
1
— Дин! Динни-и-и!
Жучиный поединок был в самом разгаре. Награда ждала рядом, спутанная, мягкая, беспомощно сучащая ножками. В косых лучах уже осеннего солнца удерживающие паутинки казались призрачными, ненадежно кружевными, однако толстое тельце, как приклеенное, болталось посередине. Кстати, а вы-то видели, как дерутся жрутиные жуччи? Нет? Жаль, вы много потеряли. Ну ничего, жизнь ведь еще не кончилась, правда? Может быть, когда-нибудь… Я вот уже десять минут, замерев и почти не дыша, наблюдала, как два великолепных жрутня молотили друг друга мельтешащими когтистыми лапками. Оскорбительно клацая жвалюстями и топорща усики, они вдруг сцеплялись в интимной близости, впрочем, прилежно попыхтев и потолкавшись, тут же распадались в разные стороны, как бы устыдясь своей секундной беспомощности. От этого сердились ещё больше, чуть пятились, но через мгновение всё равно притягивались — вновь и вновь, опять и опять. Потом, окончательно рассвирепев и перестав, наконец, сомнительно обниматься, они принялись яростно долбиться рогатыми лбами, будто вколачивая невидимые гвозди. Методично. Сухо. Сосредоточенно. Пока один из них, глянцево чёрный, не отступил, всего на полшажка, на полвзмаха. Но и этого было достаточно, чтобы второй, полосатый, вызывающе застрекотал, жадно чавкнул ртом и, взбрыкнув, перешёл в атаку… Как бы не так! Вместо того чтобы продолжать отступление, ещё секунду назад якобы побеждаемый им противник рванулся вперёд, поднырнул под него и резко наддал крыльями, чуть было не выбросив полосатого жучча за пределы листа. Зелёное поле колыхнулось и развело их на исходные позиции. Они, не отдыхая, тут же устремились навстречу друг другу, в этот раз осторожнее, хитрее, заходя по кругу, отвлекающе чертя усиками в воздухе угрожающие послания. Их движения можно было бы назвать неуклюжими, если бы в них не угадывался явный танцевальный ритм. Раз, два, трр-трр-тррррр-триии… Разззз… Быстрее, быстрее, ещё быстрее. Два шага влево, рассерженный треск крыльев, стремительный выпад, удар, отскок и на «бис» отрепетировано сначала… Из-за пористого стебля выглянул некрофор, но здесь ему нечем было поживиться. Тут он заметил меня, узнал и тотчас же, с торопливым поклоном, сконфужено скрылся. Я шикнула ему вслед — не мешайся! — и снова повернулась к жуччам: мне нравился чёрный — он действовал непредсказуемо, и, если бы это не был самый обычный жрутень, я бы добавила — весело и цинично… Долго ждать не пришлось. Как будто моя симпатия перетянула чашу весов. Вероломно перескочив через вражеское тело, он, откинув голову, рубанул загнутым вниз рогом, обманно сверху и вбок, — как матадор рапирой, несколько театрально, но зато очень действенно, — целясь в уязвимое сочленение между плечевыми пластинами панциря. Рог хрустнул и обломился, оставшись торчать нелепой, лишней деталью, этаким авангардным украшением, навсегда утерянным для своего хозяина. Что ж, потеря себя оправдала. Второй жучч зло и неуклюже дёрнулся, обречённо закрутился, пытаясь дотянуться до противника, и… а-ах, вдруг завершающе трагично канул вниз, словно утонул в прорвавшемся лиственном настиле.
— Дин! Ну, ты же ведь обещала-а-а! А-а-а-а…
Всё. Придётся выходить, так и не узнав, что же станется с той розовой глатэрией. Скорее гастрономический финал. Увы… Ззззз-заслужжжженный, вполне ззззаслуженный, — запикали, захихикали вокруг комары. Цыц, мелкотня!.. Ну, что ты так обмякла? А? И ножки бахромой обвисли?.. Ладно уж. Спасу! Не достанься ты никому! Возьму тебя домой. Родись-ка лучше бабочкой. Бабочкой-бабулечкой… Ля-ля-ля! Извини, симпатяга жучч. И не трещи! Рога-то теперь у тебя нет. Забыл?.. Ты, конечно, настоящий боец, как говорят мальчишки — крутой парень, но в жизни всегда так бывает — до последнего момента не знаешь, кому же всё-таки достанется победа? В смысле, награда… Кстати, о ней о самой. Иди-ка сюда, эй, несчастная жертва!
Невнятно бормоча и явно соглашаясь с комарами, трава расступилась, распрямляясь и выталкивая меня наружу — к солнцу, к ветру, к ритмичному голошению птиц, смешанному с желто-зелёным запахом текущего в листьях сока, к нагромождению облаков, округлым краем зацепившихся за верхушки далёких берёз.
Васька стоял на поляне и ревел, уже не стесняясь, шумно всхлипывая и озираясь вокруг. Его рыжая голова торчала над частоколом стеблей, как одинокий неожиданный подсолнух, обречённо поворачивавшийся в поисках утерянного солнца.
— Ты опять? Опять??? Мы же в прятки играем… Понима-а-аешь — прячемся! А не пропадаем… Ух-ты! — он сразу перестал плакать. — А что это у тебя? Какая огромная гусеница!!! Дай??? Ну, пожа-а-алуйста… Почему опять «нет»?! Как чё-ооо, так я снова маленький…
