Крик ангела - [16]

— Ты слишком воспитанный ангел, чтобы указать Мне на всю возмутительную негостеприимность Моего поведения. — Улыбкой Всевышнего можно было дробить скалы, добывая апатиты. — Ты столько времени терпишь Мою болтовню, а Мне даже в голову не пришло предложить тебе хотя бы чашечку чая с бисквитным печеньем. Что ж, лучше поздно, чем мимо цели. Присаживайся и перекусим, чем Я послала.

В подобных обстоятельствах отказываться от приглашения разделить трапезу явилось бы верхом неприличия… и неосмотрительности. Азирафаэль послушно сел в кресло и взял бокал с чем-то темно-бордовым.

— Это сок. Гранатовый. Очень полезно. — Взгляд Всевышнего был непостижим, как всегда. — Или ты в это время суток предпочитаешь каберне совиньон?

Азирафаэль подумал и решил предпочесть сок: гемоглобин тот повышал ничуть не хуже красного вина, к тому же после него не придется лишний раз щипать Гавриила для протрезвления.

* * *

— Сам он ушел. Сам. Обиделся и ушел. Он же гордый, как… — Всевышний хмыкнула и качнула головой, словно сама себе не веря, — …как сам знаешь кто. Ну да тебе ли не знать? Все и всегда только сам.

При этих словах Всевышний раздраженно передернула плечами, и Азирафаэль порадовался тому, что Кроули этого не видит. Потому что Кроули тоже ими передергивал, когда злился, и вряд ли был бы счастлив узнать, что точно так же делает кто-то еще. К тому же учитывая личность этого кого-то и их сложные взаимоотношения и до Падения, и уж тем более после.

— Да не было никакого Падения! Нет, ну кое-кого тогда пришлось выгнать, не без этого. Надо же было как-то остановить этот срач и развести наиболее драчливых по разным углам… Или этажам. Чтобы опять не сцепились. Но ты кушай, кушай, не отвлекайся.

Азирафаэль и не отвлекался. Разве что на дышать. И старался не думать.

Последнее, правда, получалось плохо.

— А Ад — его они придумали позже, потом, и поначалу у каждого он был свой, ведь придумывал его каждый сам для себя, вот что в этом самое забавное. И кто виноват, что у большинства он получился сходным? Их самые потаенные страхи и безумные фантазии стали реальностью, чего больше всего боялись, то и воплотили. Неподходящая компания? Ну, можно сказать и так, смотря для чего не подходящая. Люцифер увел самых талантливых и креативных, тех, кто умел придумывать и творить лучше прочих. Вот они и сотворили… Каждый сам для себя, в качестве наказания. А потом воплотили, объединили и поверили, что это теперь для всех. И навсегда. Этот камень мне что, тоже надо было пытаться поднять?

Азирафаэль пил гранатовый сок пополам с благодатью, дышал и старался не думать (ну или хотя бы не думать слишком громко, если уж не думать вообще не получалось) о том, что вообще-то камни поднимать вовсе не обязательно. Можно было просто быть немножечко менее непостижимым. Можно было поговорить. Намекнуть. Объяснить. Дать возможность постичь, пусть и не целиком, но…. Дать просто возможность… Ладно, пусть не всем, но хотя бы тому, кто так и не успокоился, так и не перестал спорить и задавать вопросы, не научился за шесть тысяч лет. Кто всегда так переживал, что Небеса ему не отвечают, хотя и никогда никому не признался бы в этом даже под пыткой. Спорил, ругался, богохульствовал, кажется, даже молился или плакал — если полагал, что его никто не видит и не слышит.

И не получал в ответ ничего. Никогда. Ни слова…

Неужели в этом вселенском молчании был какой-то непостижимый смысл? Неужели нельзя было просто сказать, что все это ерунда и он может вернуться — просто вернуться, если (когда!) захочет?

Нет, Кроули не вернулся бы на Небеса, не после Потопа и Голгофы, Азирафаэль слишком хорошо его знал. Но вот сама возможность вернуться, сама неокончательность отлучения, небезнадежность… Это было бы для него подарком воистину бесценным. Просто возможность. Право выбирать самому. Право знать, что тебя слышат, что не отвергли.

Неужели так трудно для Той, по шевелению чьего мизинца зажигаются звезды, дать какой-нибудь знак, намек, символ? Вроде той же радуги, например…

Всевышний поморщилась. Глянула остро, голос Ее внезапно стал усталым:

— Умный, да? Думаешь, так просто заставить услышать хоть что-то того, кто не хочет слушать? Того, кто твердо уверен, что ему никогда не ответят…

И Азирафаэль понял, что о радуге он, пожалуй, подумал зря.

Глава 10. Выбирая обличья…

Сегодня к физраствору и кровезаменителям Азирафаэль добавил и клеточное питание: эфирно-оккультное тело Кроули раскукливаться пока что не собиралось, а человеческую оболочку в условиях отсутствия подпитки от тел высшего порядка требовалось кормить. Но ежедневный медицинский ритуал (еще один ритуал, Всевышний права) все равно получился укороченным: заливать благодатью ощетинившийся шипами песочный шар Азирафаэль не стал, поскольку собирался испробовать иную методику, для которой благодать должна была по максимуму оставаться в его собственных телах, как человеческом, так и эфирном.

Поменяться оболочками.

Эта идея пришла ему в голову вчера, когда он долго и безуспешно пытался втиснуться в собственное тело — под насмешливым взглядом Смерти это сделать оказалось не в пример сложнее, чем обычно, и в какой-то момент он даже запаниковал, решив, что ничего у него не получится и Смерть не напрасно все еще ждет у шкафа. Паника помогла: он сумел правильно дернуться, развернуться под нужным углом и таки скользнуть внутрь привычного тела, словно рука в перчатку. Вздохнул, расправляя легкие, пошевелил затекшими конечностями и даже сумел с первой попытки повернуть голову, намереваясь одарить Смерть торжествующим взглядом: не дождешься, мол! Не сумел: у книжного шкафа никого не было.