Кри-Кри - [37]

Предместье Бельвиль было погружено в темноту, так как газовые трубопроводы и фонари были повреждены снарядами. Густой туман мешал видеть контуры домов, и только кое-где мрак прорезали светлые пятна белых стен и колонн. На расстоянии трех шагов ничего нельзя было различить.

Между тем на некоторых улицах было светло и шумно. Здесь гигантские факелы пожаров, пробивая и рассеивая густую завесу тумана, рассыпали фейерверком снопы искр. В их свете суетились толпы напуганных, растерянных парижан, не знавших, куда спасаться от пожара, боявшихся попасть из огня в полымя. Никто не знал, кто был хозяином соседнего переулка; одни боялись попасть в руки версальцев, другие не хотели снова очутиться в районе инсургентов, часы которых были уже сочтены. Поэтому люди толпились на одном месте, медленно отступая по мере распространения огня.

Никто не спал в Париже в эту ночь.

Даже там, в темных переулках, пересекавших большие улицы и бульвары, где ни в одном окне не видно было хотя бы слабого мерцания света и где, казалось, все было объято безмятежным сном, — даже и там бодрствовали люди, не знавшие, что принесет им утро.

Освещая дорогу фонариками, по улице Фонтен-о-Руа ехали три всадника.

Сытые, выхоленные кони неторопливой рысцой поднимались по крутой мостовой, послушные своим седокам.

Главе версальской армии, маршалу Мак-Магону некуда было теперь спешить. Париж был завоеван. В боях с пруссаками этому «герою» седанской трагедии не хватало мужества, изобретательности, настойчивости и уменья маневрировать, теперь же, в схватке с французским народом, он сумел проявить эти качества с избытком.

Проезжая по мертвым улицам Бельвиля, маршал не разговаривал со своими спутниками. По его маловыразительному лицу трудно было угадать, о чем он думал.

Мрачное безмолвие тревожило его. Маршал опустил поводья, и его конь медленно и осторожно перебирал ногами, как бы опасаясь споткнуться о чей-нибудь труп.

Молчание нарушил второй верховой, спутник Мак-Магона. Это был еще один «сподвижник» Наполеона III по капитуляции и соратник Тьера по разгрому Парижа, кровавый генерал Винуа.

Его серый в яблоках жеребец шел неровно, фыркая и пугаясь каждого шороха.

Имя генерала Винуа было хорошо известно парижанам и особенно ненавистно им. Они его хорошо знали со времени осады Парижа. Он был назначен комендантом города вместо Трошю[40] в самый критический момент. Осада Парижа длилась уже около двух месяцев. Парижане, не допускавшие и мысли о капитуляции перед пруссаками, напрягли все силы и выставили для защиты города двести сорок тысяч вооруженных горожан. Зима выпала лютая, ни дров, ни угля не было. Приходилось терпеть неслыханные лишения. Мясо собак, кошек и крыс было желанным блюдом на столе парижанина. Смертность детей страшно возросла.

И все же Париж требовал от своих генералов наступления.

А генералы? Клянясь в верности родине и в готовности защищать ее от врага, они втихомолку договаривались с Бисмарком о капитуляции.

Когда парижане поняли, что Трошю лжет, что он не хочет сопротивляться пруссакам, они потребовали его отставки. Но на место одного изменника был назначен другой: Винуа оказался не лучше своего предшественника.

Сейчас, когда Винуа готовился к расправе с побежденным Парижем, ему захотелось откровенно поговорить с маршалом.

— Дело прошлое, — сказал, он, подъезжая к нему ближе. — Почему вы не дали согласия ускорить занятие Бельвиля и Фобург-дю-Тампля, чтобы одним ударом покончить с этим разбойничьим гнездом?

— Вы до сих пор не понимаете, чего хотел господин Тьер? — снисходительно бросил Мак-Магон. Этому завзятому интригану казалась непонятной недогадливость Винуа. — Разве вам не ясна наша тактика?

— Тактика простая: надо было возможно быстрей очистить город от красной заразы, — ответил Винуа.

— Вы считаете, что для этого достаточно было разрушить баррикады и перебить их защитников? — продолжал в том же ироническом тоне Мак-Магон.

— Это, во всяком случае, можно было сделать гораздо быстрей.

— Не обвиняете ли вы главу правительства в чрезмерном великодушии к мятежникам?

— Ха-ха-ха! — раскатисто рассмеялся Винуа. Его смех ворвался резкой нотой в безмолвие пустой улицы, заваленной неубранными трупами. — Это не придет в голову даже человеку с больной фантазией. Но я просто не понимаю той медлительности, которую мы проявляли в последние дни.

— Объяснение найти легко. Всему причиной — тюрьма ла-Рокетт.

— Тюрьма ла-Рокетт? — В голосе Винуа послышались нотки искреннего удивления.

— Вернее, ее узники, заложники, которых там держала Коммуна, — пояснил Мак-Магон.

— Тем более надо было поторопиться взять укрепления в районе ла-Рокетт, чтобы освободить пленников и в их числе епископа д’Арбуа[41].

— Вы все еще ничего не понимаете! — уже с досадой произнес маршал. — Поймите, какими злодеями мы оказались бы в глазах всей Франции и Европы, если бы коммунары до конца церемонились с заложниками, в то время как мы направо и налево расстреливали пленных! А чем оправдали бы вы завтрашние казни?

— А в самом деле, это неглупо придумано! — восхищенно сказал Винуа. — Как это мне раньше не пришло в голову?