Кри-Кри - [36]

Мадлен, еще ничего не понимая и не замечая лежащего Жозефа, обрушилась теперь на Кри-Кри:

— Это ты, дрянной трусишка, вывесил белый флаг?.. Жозеф! — Голос Мадлен раздавался резко и гулко. — Где Люсьен?

Все молчали.

— Жозеф!..

Только теперь она увидела раненого Бантара, которого обступили товарищи.

— Жозеф ранен?

Она бросилась к нему, опустилась на колени и стала быстро забинтовывать его рану. Кончив перевязку, она подложила ему под голову чью-то куртку и повернулась к ближайшему федерату. Стараясь быть спокойной, Мадлен спросила:

— Люсьен убит?

Федерат опустил глаза и ничего не ответил.

Но слабым голосом заговорил Жозеф:

— Мадлен! Будь мужественна!..

Мадлен закрыла лицо руками.

— Люсьен убит… — тихо сказала она.

— Приготовься к худшему, — прерывающимся голосом произнес Жозеф. — Люсьен… — и Жозеф умолк; силы покинули его, и фраза осталась неоконченной.

— Это Люсьен выкинул белый флаг, — как бы продолжая слова командира, сказал Этьен, приблизившись к Мадлен.

— Неправда!.. Клевета!.. Люсьен не мог быть трусом! — гневно закричала Мадлен, повернувшись в сторону Этьена, словно готовясь отразить нападение.

— Люсьен — предатель, — смотря в упор на Мадлен и стараясь говорить мягче, сказал Этьен. Голос этого человека, бесстрашно стоявшего под градом пуль, всегда первого в опасных местах, сейчас дрожал от волнения.

— Нет! Нет! Только не это! — прошептала Мадлен.

Растерянность охватила всех, но только на мгновенье.

Послышался вновь суровый, хотя и слабый голос Жозефа Бантара:

— Мы с тобой оба, Мадлен, отвечаем за то, что слишком доверяли… Расплата оказалась тяжелой… — и Жозеф указал рукой на раненых и убитых.

Мадлен молчала. По мере того как говорил Жозеф, она выпрямлялась и, к удивлению товарищей, становилась спокойнее. Когда Жозеф замолк, она, сжимая шаспо, обратилась к Этьену:

— Где он?

В ответ раздался твердый голос Этьена:

— Он убит.

Помолчав две-три секунды, Этьен добавил:

— Его убил один из наших.

Волнение Кри-Кри, который слушал этот разговор, при последних словах Этьена достигло высшей точки.

«Один из наших…» — ведь это его имел в виду Этьен.

Жозеф, с трудом произнося каждое слово, подозвал оставшихся бойцов.

Когда все приблизились, ом обвел своих соратников глазами и сказал:

— Слушайте мой последний приказ. Командиром назначаю Этьена. Меня никуда не уносить. Я хочу умереть на баррикаде. Тебе, Шарло, я доверяю это знамя. — Жозеф сделал усилие и вытащил знамя, на котором лежал. — Сохрани его, Шарло! Ты раскроешь его, когда вновь поднимутся труженики против своих угнетателей!

При этих словах Жозеф снова потерял сознание.

^{_{Жозеф сделал усилие и вытащил знамя, на котором лежал.}}

— Слушайте мой приказ! — прозвучал уверенный голос Этьена. — Найти безопасное место для Жозефа. Здесь он больше ничем не может помочь, и наш долг сохранить его жизнь.

— Но где найти безопасное место? — спросил Жако, один из самых молодых коммунаров, оставшихся на баррикаде: ему шел двадцать первый год.

Он был бледен, блеск воспаленных глаз и засохшие губы свидетельствовали не только об усталости — похоже было, что его лихорадило, бросало в жар, ему приходилось делать над собой усилия, чтобы вымолвить слово. Передохнув, он продолжал:

— Версальские жандармы рыщут повсюду. Они жестоко добивают раненых. Они стреляют по госпиталям, невзирая на белый флаг и красный крест.

— Дядю Жозефа можно спрятать в подвале, где я живу, — вмешался Кри-Кри. — Кроме меня, туда никто не заходит. Там есть маленькое окошко, выходящее на пустырь. Через него мы и втащим дядю Жозефа.

— А как же с приказом командира? — осведомился Жако.

— Команду над баррикадой принял я, — сказал Этьен. — Приказываю унести Жозефа. Мадлен и ты, Жако, вы вместе с Кри-Кри унесете Бантара.

— Командир, дозволь мне… — голос Мадлен слегка задрожал, — дозволь мне остаться на баррикаде. Только смертью могу я искупить свою вину перед Коммуной. Я виновата, что не узнала волка в овечьей шкуре…

— Умереть не трудно, говорил Жозеф, победить надо, вот в чем штука! Бери носилки! — приказал Этьен.

— Командир! Я выполню твое приказание. Но разреши мне вернуться на баррикаду, после того как Жозеф будет в безопасности.

— Хорошо, Мадлен. Если только ты успеешь.

Мадлен благодарно улыбнулась.

— Погоди, Кри-Кри! — сказала она. — Жозеф поручил тебе знамя. Это знак нашего общего доверия к тебе.

Только легкое дрожание рук Мадлен выдавало пережитую ею только что драму.

Она быстро оторвала знамя от древка и проворными движениями обернула его вокруг тела Кри-Кри. Поверх знамени Кри-Кри надел свою куртку.

— А это сейчас уже не нужно Жозефу, — продолжала Мадлен, снимая с Жозефа его красный делегатский шарф. — Теперь он может оказать ему плохую услугу. Возьмите его, пусть он станет вашим знаменем.

Два федерата подхватили шарф Жозефа, и через мгновение он взвился над полуразрушенной, залитой кровью баррикадой.

— Я скоро вернусь, я не прощаюсь, — сказала Мадлен.

Вместе с Кри-Кри и Жако она бережно уложила Жозефа на носилки, и, подняв их, трое коммунаров медленно направились к кафе.

— Я тоже вернусь! — прозвучал голос Кри-Кри из-за баррикады.

Глава пятнадцатая В ГУСТОМ ТУМАНЕ

В эти предрассветные часы Париж выглядел совсем необычно. Накануне шел проливной дождь.