Крестовый поход на Россию - [24]

Новая армия, в состав которой должен был влиться экспедиционный корпус, получила наименование «итальянской армии в России» (сокращенно – АРМИР). В июле – августе началась переброска новых дивизий на фронт. За год, прошедший со времени отправки на фронт экспедиционного корпуса, обстановка в Италии значительно изменилась. Неудачи в Северной Африке, продовольственные затруднения, которые становились все ощутимее, начало англо-американских бомбардировок – все это сказывалось на моральном состоянии населения, вызывая рост антивоенных настроений.

В середине июля в готовившиеся к отправлению части прибыл циркуляр, обобщавший опыт боевых действий экспедиционного корпуса. В нем ничего не говорилось о русских танках, автоматах и «катюшах», но зато он уверял, что русские не хотят сражаться и армия агонизирует. Правда, в нем содержался ряд советов о том, как себя вести, вроде следующего: «Зимой бывает очень холодно, настолько холодно, что русские спят не на кроватях, а предпочитают проводить ночь на печах. Вода плохого качества, и ее следует подвергать химической очистке». Особенно загадочным для офицеров был пункт о печах, поскольку они представляли их в виде небольшой плиты итальянского типа, абсолютно непригодной для спанья.

Итальянская армия в то время уже испытывала недостаток в офицерских кадрах, а число добровольцев резко сократилось. Возможности тщательного отбора, как это было во времена подготовки экспедиционного корпуса, ограничились. Дело дошло до того, что на советско-германский фронт стали отправлять офицеров, антифашистские настроения которых были хорошо известны полиции. Среди них был начальник организационного отдела штаба армии капитан Д. Толлои. Он принадлежал к группе либералов-антифашистов и был связан с деятелями, положившими начало движению «Справедливость и свобода». Толлои был отправлен на фронт по прямому доносу тайной полиции, занимавшейся делами антифашистов, – ОВРА. Однако основу итальянской армии в России составляли кадровые офицеры и резервисты, преданные фашизму.

Летом 1942 года гитлеровские армии быстро продвигались к Кавказу, и победные сводки заставляли многих забывать про тревоги прошедшей зимы. «Известия с русского фронта хорошие, – писал в эти дни лейтенант Францини, готовясь отправиться на Восточный фронт с дивизией «Кунеэнзе». – Наша печать громко превозносит молниеносное продвижение немецких танковых дивизий. Под Сталинградом русские миллионами сдаются в плен. Со дня на день ожидается падение Москвы. Наша поездка на фронт будет простой прогулкой. Есть, правда, пессимисты, но их немного»47. Таково было настроение большинства офицеров, собиравшихся в эти жаркие июльские дни в далекую Россию.

Солдатская масса состояла из молодых рекрутов, недавно попавших под ружье. Фашистские руководители обещали им легкую победу, а католические священники благословили их перед отъездом. Но голос здравого смысла порождал в их душах смутную тревогу. Одна из книг, которые издал после войны Н. Ревелли, состоит из записей рассказов сорока альпийцев, находившихся на Восточном фронте48. Это были рядовые солдаты, в основном крестьяне. «Весной 1942 года, – рассказывал солдат Серале, участвовавший уже в походе на Балканы, – начинают говорить о России… На этот раз все немного подавлены. Мы чувствуем, что нас ожидает совсем не такая война, какая была на Западе и в Албании. Но мы молоды, и песня заставляет нас забывать даже грустные вещи». «Мы знали, что едем навстречу беде, – пишет другой солдат того же полка. – Мы помнили, как кончил Наполеон, и знали, что нас ждет такая же судьба. Офицеры говорили, что у нас будет особое оружие, но мы сомневались. Это было грустное расставание. Все провожающие плакали».

Поездка через Германию и Польшу имела совсем не тот эффект, на который рассчитывал Муссолини. «Единственная вещь, которая произвела на меня впечатление во время путешествия, – пишет солдат Беллини, участвовавший до этого в войне против Франции и Албании, – это жестокое, зверское отношение немцев к русскому населению. Два или три раза мы были готовы броситься на немцев, настолько их поведение было позорным. Мы не привыкли к подобной жестокости. Немцы безжалостно избивали женщин, девушек, детей. Детский плач не производил на них никакого впечатления, они загоняли детей в вагоны, как загоняют скот… Наши союзники – настоящие варвары…»

Когда эшелоны с итальянскими солдатами начали углубляться в белорусские леса, итальянские солдаты стали замечать, что террор гитлеровцев не смог сломить сопротивления русских. По вагонам был отдан приказ держать оружие наготове, офицеры объясняли солдатам, что можно ожидать налетов партизан. Поезда замедляли ход, и на перегонах приходилось выстаивать долгие часы, ожидая, пока будет отремонтировано железнодорожное полотно. Высунувшись из окон, солдаты показывали друг другу лежащие вверх колесами локомотивы, пущенные под откос поезда. Несколько вагонов с альпийцами подверглись обстрелу, один эшелон с солдатами дивизии «Кунеэнзе» взлетел на воздух. «Мы ехали с сердцами, сжавшимися от страха из-за партизан», – вспоминает один из солдат этой дивизии. «Это было нам предупреждением со стороны русских», – пишет другой солдат той же дивизии. Навстречу эшелонам двигались госпитальные поезда, подтверждая невеселые догадки альпийцев.