Крестоносец - [81]

Вооружены они были так себе, не лучше и не хуже нашего, разве что у каждого при себе имелся ещё и боевой топор на длинной рукояти. С оруженосцами у них была та же история, что и у нас — на них элементарно не хватало денег. То есть у нас-то теперь ещё как хватало, но подыскивать оруженосца на ходу, да ещё в чужих землях, я считал как-то не совсем правильным. Пока и сами неплохо справляемся.

По ходу дела Роланд принялся рассказывать нашу историю, и когда дело дошло до монастыря цистерцианцев, сдуру проболтался, что сам Людовик подарил мне перстень, который сейчас красовался на пальце моей правой руки, а за аппарат, производящий крепкое вино, а также за а также за аппарат, производящий крепкое вино, и ещё за разного рода знания, коими я поделился с монахами, мы получили от Бернарда Клервоского кругленькую сумму. Гюнтер и так всю дорогу косился на мой перстень, а сейчас от меня не ускользнуло, как переглянулись дядюшка с племянником, и этот взгляд мне не понравился. А потому я решил держать ухо востро и, как позже выяснилось, мои опасения оказались не напрасными.

Вот в первую же ночь, разбив свой шатёр рядом с нашим, они и затеяли пакость, решив взять грех на душу. Заводилой, как и следовало ожидать, оказался старший, Гюнтер Шульц. Уже в предрассветной мгле, когда настаёт время самых сладких снов, полог нашего шатра тихо отодвинулся и в проёме, на фоне лениво просыпавшейся зари, показалась полусогнутая фигура Шульца, а за ней вторая, его племянника. И оба держали в руках свои нехилые такие ножички.

Почему я проснулся? Нет, не потому, что ждал нападения и оттого до последнего, покуда хватало сил, не смыкал глаз, хотя и в самом деле терпел до последнего, пока всё же сон не овладел мною. Просто под утро мне элементарно захотелось отлить. Я как раз решал, потерпеть, попытавшись снова заснуть, или всё же сделать над собой усилие, встать и, отойдя на несколько шагов от шатра, слить в траву излишки жидкости из своего мочевого пузыря. Тут как раз и послышались крадущиеся шаги, а затем неслышно был откинут полог.

К тому моменту, действуя скорее интуитивно, нежели осознанно, я уже вытащил из ножен собственный нож, купленный когда-то у кузнеца-оружейника Форжерона, чья прекрасная дочь Беатрис не раз и не два грезилась мне в моих сновидениях. Увидев вооружённых попутчиков, я понял, что наши с Роландом дела плохи. Гюнтер был здоровым малым, настоящий Голиаф, да и его племянник, на долю которого, я так понял, выпало прирезать моего спутника, не выглядел Давидом. Откормились, сволочи, на свиных рульках, или что они там жрут…

Одновременно с криком: «Роланд, опасность!» я метнулся вперёд и, пользуясь эффектом неожиданности, вонзил лезвие ножа точно в пах Шульца. Раздался вопль такой силы, какого доселе мне слышать не доводилось. У меня даже в ушах зазвенело.

— А? Что? Что случилось?

О, Роланд проснулся. А Гюнтер продолжал вопить, испытывая на прочность мои барабанные перепонки, но я уже переключился на Вольфганга. Однако тот, сообразив в последний миг, что его будут убивать, вовремя опомнился и дал стрекача. Преследовать его, обутого в шоссы, тогда как я был бос, мне не улыбалось. Да и драпанул он так, что тут же затерялся в предрассветной мгле, бросив всё, включая их с дядей стреноженных лошадей.

А дядя тем временем лежал на земле внутри нашего шатра, размерами больше напоминавшего палатку, и уже н орал, а глухо стонал.

— Роланд, зажги огонь, — скомандовал я.

Когда полминуты спустя внутренности шатра озарились пламенем масляного светильника, я увидел, что Гюнтер лежит в большой, натёкшей под него луже крови. На всякий случай ногой отодвинул наши вещи, чтобы не запачкались, и подобрал выпавший из ослабевшей руки разбойника нож.

— Schmutziges französisches Schwein[33], — простонал он, с ненавистью глядя на меня снизу вверх.

Глаза его уже застилала поволока смерти, но в них всё ещё полыхала ярость. И, такое ощущение, какая-то обида. Наверное, оттого, что казавшееся таким лёгким дело неожиданно провалилось.

Последние два слова я понял, что-то про французскую свинью. Первое наверняка так же было не слишком ласковым.

— Ограбить хотел, скотина? — скорее утверждающе, чем вопросительно сказал я. — А Господь-то всё видит, не попустил свершиться беззаконию. Ничего, его длань и племянничка твоего настигнет, можешь не сомневаться. Скоро на тебя наденут деревянный макинтош, и в твоём доме будет играть музыка, но ты её не услышишь.

Последние слова я говорил уже мертвецу, так что удивляться им было некому, кроме стоявшего за моей спиной Роланда. Впрочем, он уже, кажется, разучился удивляться. Рана немца оказалась столь серьёзной, что из него буквально за пару минут вытекла почти вся кровь, и даже в слабом свете масляного светильника лицо новопреставленного напоминало гипсовую маску. Что ж, получил по заслугам. А мне не помешало бы наконец отлить, я того и гляди напружу прямо в штаны.

Утром мы всё же похоронили покойника. Вернее, засунули тело в небольшой грот, стены которого, словно вены, прорезали корни растущей на склоне сверху сосны, и закидали лапником. Спи спокойно, дорогой друг! А его с племянником вещи трогать не стали, даже лошадей так и оставили стреноженными, пусть и дальше щиплют травку. Мы же не мародёры, у нас и своего добра достаточно. Я даже не стал проверять, сколько денег в кошеле этого разбойника. Меня не покидала уверенность, что Вольфганг ошивается где-то поблизости и, как только мы свалим, он объявится на поляне и приберёт всё добро. Так что мы с Роландом неторопясь переквасил, как ни в чём ни бывало, собрались, и тронулись дальше, в сторону Саарбрюккена.