Крестоносец - [64]
Именно эти тезисы с некоторыми подробностями я указал в письме, ссылаясь на откровение явившегося автору святого Януария, и подписанное именем же обезглавленного святого.
Почему я не решился вручить письмо самолично? Так мне не нужны лишние проблемы. Мало ли, стуканул бы Сугерий куда надо, после чего мне могли бы устроить допрос с пристрастием. Мол, а не подослан ли ты, голубчик, врагами христиан, дабы внести смуту в планы монархов и помешать успеху крестового похода? А что, вполне могло так и случиться, устроили бы допрос с пристрастием, после которого я в лучшем случае мог бы остаться инвалидом. Нет уж, мне моя шкура слишком дорога. Тем более она как бы и не моя, а вообще арендованная, хотя, возможно, и пожизненно.
Так что эти дни в Париже я провёл не впустую, особенно учитывая, что лишил жизни сразу двух ведьм. Одну-то точно, доделав неоконченное по пути в Париж дело. Надеюсь, что и вторая на пути в ад. Или небытие, это смотря что находится за кромкой, как говаривают ныне викинги. У них Валгалла, а у христиан ад или рай. Ну а сомневающихся, типа меня, то самое небытие. И даже путешествие моего сознания в далёкого предка не сильно изменило мою позицию по этому вопросу. В глубине души я всё ещё сильно сомневался, что всё происходящее со мной — не плод воображения находящего в коме мозга, а может, и вообще моё сознание подключили к пипец какой крутой компьютерной игре, дающее суперощущение реальности происходящего. Хотя во второй вариант, конечно, верилось совсем уж слабо.
Речь Евгений III толкал в аббатстве Сен-Дени, куда я наведывался буквально накануне под видом, как оказалась, странствующего монаха. Тут он, то бишь Папа, и обитал, кстати, оказавшись на положении бездомного после прихода к власти Арнольда Брешианского.
Народу собралось несколько тысяч, всё пространство перед соборной церковью, превосходящей масштабами даже собор Клермона, было запружено желающими пойти поквитаться с сельджуками за Эдессу. Опять же, как и в Клермоне, хватало и бедных, чуть ли не нищих рыцарей. Некоторых же, как заметил Роланд, спонсировали их сюзерены. Типа как если бы граф Оверни обеспечил нас обмундированием и провизией. Хотя и три безанта от него стали для нас с Роландом весьма неплохим подспорьем.
Толпились поодаль и настоящие нищие с крестьянами, решившие, что их удел — тоже воевать неверных, а заодно припасть к останкам Иисуса.
Наконец-то я смог воочию лицезреть монарха. Его появление сопровождалось гулом толпы и ударами мечей о щиты — таким образом рыцари приветствовали своего сюзерена. Король Людовик VII был молод, оправдывая своё прозвище, с небольшой бородкой на узком лице, выглядевшим довольно хмурым. Можно сказать, посеревшим. Интересно, в чём причина такого настроения?
Не исключено, что оно могло быть связано и с его фавориткой. Вернее, с её здоровьем. Интересно, успел за эти дни монарх побывать у своей возлюбленной? И в каком она сейчас состоянии, вот в чём вопрос. Думать о том, что у женщины, подарившей мне помимо дорогущего перстня ещё и незабываемый вечер, один за другим отказывают органы, причиняя ей ужасные страдания, было невыносимо. Даже учитывая тот факт, что она ведьма, загубившая немало младенческих жизней. Если, опять же, верить словам Мясника, хотя я не видел причины, по которой он стал бы наговаривать на Адель.
По комплекции, кстати, Людовик далеко не Шварценеггер. Но выглядел нарядно, при параде, верхом на вороном жеребце, который непокорно перебирал ногами, всхрапывал и дёргал головой. И не только под ним, не один он из присутствующих здесь рыцарей оказался владельцем столь своенравной лошадки с соответствующими половыми органами. М-да, что-то не хочется мне жеребцом обзаводиться, меня мой смирный мерин более чем устраивал. Как, думаю, и Роланда его Матильда, хотя мой спутник уже не раз мечтательно вздыхал, заводя речь о том, как здорово было бы обзавестись здоровенным чёрным жеребцом.
Ну и как же без этого чёртового маркиза! И сюда припёрся, опять со своим дружком и оруженосцами. На этот раз, кажется, они нас не заметили, иначе снова не обошлось бы без саркастических ухмылок. Во всяком случае, пока не заметили.
В этот момент Роланд сообщил, что видит на горизонте ещё одного по прозвищу Молодой. На этот раз это был наш, можно сказать, родной граф Гильом VII. Он тоже прибыл со своей свитой, хотя и менее пышной, нежели королевская. Мы с Роландом не могли не засвидетельствовать своё почтение. Гильом, казалось, был рад нас видеть, хотя и не выражал какой-то бурной радости. А вид моего щита заставил его выгнуть брови дугой и задать несколько вопросов, я свалил на епископа, мол, это его идея.
— И что, помогает святой Януарий? — улыбнувшись уголками губ, поинтересовался граф.
— В первом же бою и посмотрим, — пожал я плечами.
— Папа, смотрите, Папа, — послышались со всех сторон голоса.
Понтифик, как и монарх, тоже впечатления на меня не произвёл. Наш епископ Эмерик и то смотрелся более солидно, что ли, более помпезно. Сюда Эмерик, похоже, не добрался, значит, и не собирался, а может, ему противопоказаны в таком возрасте дальние переезды. Это в моём будущем запрыгнул в машину — и через пару часов ты из Клермона добрался до Парижа. А тут то же самое расстояние приходится преодолевать несколько дней. И дороги далеко не такие комфортные, не асфальт и даже не римские, мощённые булыжником.
