Крестоносцы социализма - [56]
Четкой организации долгушинцы в духе того времени не имели. Их кружок был просто содружеством единомышленников, настолько свободным, что каждый мог присоединиться к нему или уйти из него, когда хотел. Ни устава, ни программы в кружке не было. Но по своему радикальному настроению долгушинцы предпочли бунтарскую, бакунистскую тактику. Они посмеивались над лавристами, называя их «кунктаторами», смеялись и над «книжниками-чайковцами» и «думали, что нужно начинать прямо с бунта»[490]. Поэтому с весны 1873 г. они начали готовиться идти в народ, чтобы призывать его к бунту. В ответ на вопрос «чайковца» Д.М. Рогачева: «А разве народ готов?» Долгушин убежденно заявил: «Готов, и, коли не верите, отправьтесь и походите среди народа!»[491].
Ранней весной 1873 г. долгушинцы переехали в Москву, полагая, что несколько в стороне от сыскных щупалец III отделения им будет легче подготовиться к «хождению в народ» и, прежде всего, устроить типографию. К тому времени среди них начался раскол. Менее радикальные кружковцы остались в Петербурге и отошли от кружка. В Москву приехали 10 – 12 долгушинцев, в том числе все их лидеры, кроме Топоркова. В мае 1873 г. под Москвой (в д. Сареево Звенигородского уезда) они устроили типографию и к середине августа напечатали в ней три своих прокламации. Одну из них («Как должно жить по закону природы и правды») написал по просьбе долгушинцев В.В. Берви-Флеровский, две другие («Русскому народу» и «К интеллигентным людям») – сам Долгушин. Все три прокламации совокупно отражают идейную платформу кружка с ее специфической особенностью.
Дело в том, что долгушинцы первыми среди народников 70-х годов занялись поисками новой религии, т.н. «религии равенства», которую можно было бы противопоставить официальной религии и царским иллюзиям крестьянских масс. В темных, невежественных массах иллюзии такого рода были тогда естественны и живучи. «Считали же бывало кита царем рыб, да и теперь еще некоторые считают, – писал об этом Н.А. Добролюбов, – а между тем он совсем даже и не рыба»[492]. Долгушинец Д.И. Гамов так разъяснял намерения своих товарищей по кружку: «На царя у нас смотрят, как на помазанника Божия, а потому идти против царя в России невозможно; для этого нужно выдумать такую религию, которая была бы против царя и правительства <…> Надо составить катехизис и молитвы в этом духе»[493].
До молитв дело не дошло, но своеобразный катехизис новой религии изложен в долгушинских прокламациях. Необходимость восстания обосновывалась здесь тем, что «по природе своей и по учению Иисуса Христа люди равны»; в России же «равноправности и в помине нет: дворяне освобождены от всех повинностей, а крестьяне отдуваются за все про все»; «всякий знает, что бедняков у нас миллионы, а людей состоятельных какие-нибудь тысячи только». Поскольку «в теперешних порядках нет справедливости», а власти «будут крепко за них держаться», «угнетенным людям» остается одно – восставать; «и праведно будет ваше восстание», ибо, только восстав, трудовой люд сможет добыть себе землю и волю и установить на Руси такой порядок, «чтобы управлял сам народ через своих выборных»[494]. Только в прокламации «Русскому народу» такие рассуждения подкрепляются более чем десятью ссылками на Евангелие с цитированием Христа.
В поисках «религии равенства» долгушинцы не были одиноки. До начала массового «хождения в народ» 1874 г. одновременно с долгушинцами пытались сочетать Евангелие с идеями П.Л. Лаврова некоторые участники петербургского кружка «артиллеристов» (Н.Н. Теплов, Д.А. Аитов), а к моменту разгрома «хождения», уже после гибели долгушинского кружка часть народников склонилась к новой религии «богочеловечества». Основателем ее стал выпускник юридического факультета Московского университета А.К. Маликов, отбывший пятилетнюю ссылку на Севере за причастность к делу Д.В. Каракозова. Летом 1874 г. он неожиданно «открыл», что каждый человек есть Бог и, стало быть, все люди (господа и лакеи, богатеи и нищие, жандармы и революционеры) должны любить и почитать друг друга по-божески. Предназначение их состоит-де в том, чтобы выводить ближних с греховных путей на единственно непорочный путь непротивления злу; как только все уверуют в это, люди станут безгрешными агнцами, а мир, населенный ими, – раем[495].
Маликов привлек к себе ряд последователей, в числе которых оказался видный деятель Большого общества пропаганды Н.В. Чайковский[496]. Но громадное большинство народников не захотело «вскрывать „божественную сущность“ в жандармах и биржевиках»[497]. Совратив лишь полтора-два десятка человек[498], Маликов и K° были извергнуты из народнического движения как чужеродное тело. Поэтому точка зрения некоторых зарубежных историков (Д. Биллингтона, М. Чернявского, Ф. Помпера), усматривающих в маликовщине «душу народничества»[499], выглядит странной… Оставим здесь этот привходящий сюжет и возвратимся к долгушинцам.
