Крестные дети - [41]

К тому моменту, когда молодые люди закончили ужин и сели в такси. Чарли окончательно уверился в том, что вскоре его ждет увеличение зарплаты и повышение в должности. Чем больше он думал об этом, тем четче представлял себе, каким быстрым будет его путь наверх.

Просто невероятно, скольких людей знал Джеми. Проведя всего несколько дней в Гонконге, он выяснил, что половина туристок из Лондона — его подруги. У него были школьные товарищи, которые теперь работали в «Жардин Мэтсон» и у Свира, и они тоже были очень рады видеть его. Весь день, пока Чарли работал, Джеми звонил друзьям и строил планы. Бетти Ву, которую до того времени ни разу не видели улыбающейся, мгновенно попала под влияние Джеми, по собственной инициативе взяла у него грязное белье и, краснея, вернула его постиранным и отутюженным.

Каждый вечер они устраивали праздники на шестнадцать и более человек. Казалось, что всем постоянно хотелось общаться с Джеми, но, когда приносили счета, он всякий раз просил Чарли позаботиться об этом, обещая ему вернуть потом все сполна.

Однажды вечером Чарли сказал:

— Так не может продолжаться. Я плачу за все. Я почти разорен.

— Позволь мне сегодня решить эту проблему, — загадочно ответил ему Джеми. — Я покажу тебе один трюк.

Тем же вечером очень большой компанией они пошли в ресторан «Цечуань» на Натан-стрит. Всего их было больше двадцати человек, и они заняли весь стол. Джеми в окружении шести самых сексуальных и популярных девушек Гонконга правил бал. Чарли наблюдал за другом с завистливым восхищением и пытался понять, что же женщины находили в нем.

Джеми не рассказывал ничего интересного или увлекательного. Он просто много смеялся и периодически поправлял челку. Он мог прикасаться к девушкам так, что те не видели в этом ничего зазорного. Одна рука Джеми покоилась на запястье Джорджи, а вторая обвивалась вокруг плеч Рейчел; и ни одна из них не возражала.

Но стоило Чарли прикоснуться к девушке, как она немедленно старалась отодвинуться куда-нибудь подальше, как будто он грязно приставал к ней.

Принесли счет, и Джеми протянул за ним руку:

— Сюда, пожалуйста. — Он взял счет, внимательно изучил его, пересчитал сидевших за столом и, достав ручку, занялся делением в столбик. Когда подсчеты были окончены, он поднял глаза. — Сегодня каждый мальчик платит за одну девочку, и я добавил чаевые. С каждого мужчины по двести гонконгских долларов. — Повернувшись к Чарли, он добавил: — Сегодня я плачу за тебя, поэтому с меня — за четверых.

Он собрал со всех деньги — стопку красных и зеленых долларовых банкнот — и внимательно пересчитал их.

— Готово, все в порядке. Тарелки мыть не придется.

Все направились вниз по Натан-стрит, по пути подшучивая над прохожими. Чарли подошел к Джеми и шепотом спросил:

— Ничего не понимаю. Ты ведь сказал, что у тебя нет денег.

— Точно, нет. Когда я делил всю сумму, то исключил нас с тобой. Мы ничего не заплатили.

Чарли с ужасом и уважением посмотрел на него:

— Черт возьми, и часто ты это делаешь?

— Да почти никогда. Я предпочитаю брать в долг у друзей.

— А что, если все узнают?

— Они ни о чем не догадаются: никто ведь не видел общей суммы. Потом, когда приходится платить за женщину, никто не будет торговаться.

Они подходили к паромной переправе «Стар», чтобы вернуться на остров, когда Джеми что было сил закричал:

— Мэри?!

У сходней стояла девушка в вельветовом пиджаке и пожилой мужчина в блейзере.

— Джеми! Как я рада. Ты знаком с моим отцом, Дереком Мерретом? — Тут Мэри заметила Чарли, стоящего рядом со своим приятелем. Она покраснела и представила его тоже.

— Что ты здесь делаешь? — спросила Мэри.

— Я в гостях у Чарли. А ты?

— А я в гостях у папы. Он работает у Маркуса, занимается торговыми перевозками.

— Нам всем нужно обязательно встретиться как-нибудь вечером, — предложил Дерек Меррет, потирая руки с заискивающей улыбкой. — Вы ведь все трое — крестные дети Маркуса, не так ли? Это замечательный повод собраться.

— Дай мне свой номер телефона, — сказал Джеми. — Встретимся, выпьем чего-нибудь…

Взойдя на паром, Чарли спросил:

— Ты на самом деле собираешься звонить ей?

— А почему бы и нет? Она чудесно выглядит, или ты не заметил?

— Ее отец — ужасная посредственность. А как еще назвать человека, который носит «Хаш-Паппиз» и кожаные заплатки на локтях?

— Я не обратил внимания. Слишком увлекся Мэри. Она теперь такая хорошенькая…

Чарли пожал плечами.

— Она ведь нравилась тебе раньше. Тогда, в Нассау… на площадке для гольфа.

— Забудь об этом, Джеми. Мы просто целовались.

— Ты должен попробовать еще раз. Почему бы и нет? Она здесь, в Гонконге, и хочет этого.

— Не говори глупости.

— Ну конечно, она хочет. Ты что, ничего не видишь? Как только увидела тебя, сразу же покраснела как свекла. Говорю тебе — дело верное. Пригласи ее на ужин, и ты без труда залезешь к ней в трусики.

Чарли призадумался. До тех пор, пока Джеми не обратил его внимания, он не замечал, как сильно изменилась Мэри. Она действительно стала довольно привлекательной. Черные глаза светились здоровой энергией, кожа была розовой, зубы — почти идеально белыми. Под вельветовым пиджаком скрывалась высокая упругая грудь. Чарли чувствовал, что на вечеринке в Арднейсаге обошелся с ней слишком грубо. Разумеется, он не собирался извиняться, но старался избавиться от тех воспоминаний. В конце концов, какой в этом был смысл? Они жили так далеко друг от друга и. как он полагал, вращались в разных слоях общества. Как и мать, Чарли испытывал врожденное презрение к Суррею — графству, которое так и не удосужился посетить. Он знал, что там было полно нелепых тюдоровских