Крестная мать - 2 - [19]

Татьяна, несколько смущенная откровенностью разговора, поднялась, отправилась в свой кабинет. Шла по красной ковровой дорожке длинным и узким коридором, думала. Вернее, переваривала услышанное. Сказали ей однозначно просто: помогай другим — и сама не будешь внакладе, и тебе помогут. Ты теперь чиновник областного масштаба, занимаешь весьма престижную, хлебную должность, вот и ориентируйся, для чего тебя на эту должность поставили.

— Что ж, за  т е м  я сюда и пришла, — неожиданно разозлившись, возражая внутреннему голосу, пробормотала Татьяна. — Чем я хуже других? Все нажитое при советской власти растаскивается, приватизируется, переходит в частные руки. А мое где?.. Хватит. Хоть пожить на старости лет, для  В а н е ч к и,  или кто у нас со Славой будет, заработать. Им-то, нашим детям, потом ничего уже не достанется, все уже будет распределено, продано. Пусть хоть дети поживут людьми…

Успокоив себя таким образом, Татьяна умиротворенно вздохнула, прибавила шагу — еще издали заметила, что кто-то стоит у дверей ее кабинета.

— Здравствуйте!.. Вы Морозова? Очень приятно, Татьяна Николаевна. Я пришел без звонка… мне сказали, что наше дело уже передали вам.

Мужчина был невысок ростом, с сухим некрасивым лицом — впалые щеки, высокий, костлявый, в грубых морщинах лоб; во рту поблескивали белые металлические коронки.

— Какое дело? Вы, собственно, кто? — сухо, совсем уже по-начальственному спросила Татьяна, открывая дверь.

— Я директор кинотеатра «Рубин», что на Левом берегу, Корзинкин. Анатолий Михайлович, с вашего позволения.

Едва Татьяна села за стол, как перед нею тут же оказалась коробка дорогих конфет.

— Угощаю, Татьяна Николаевна. Был в Москве, случайно попалась на глаза… Сердце чувствовало, что будет возможность презентовать конфеты такой красивой женщине, как вы.

Она улыбнулась.

— Красивой женщине трудно, конечно, устоять перед красивой коробкой. Конфеты — моя слабость, вы прямо-таки угадали. Так что у вас за проблемы, Анатолий Михайлович?

Корзинкин мягким, почти женским движением тонкой худой руки убрал с лица прядь длинных русых волос, и Татьяне вдруг почудилось, что ему захотелось в этот момент взглянуть на себя в зеркало. Такой тип «женственных мужчин» она знала, встречались в жизни: с тонким бабьим голосом, с женскими повадками, с длинными, до плеч волосами. Оставалось им губы накрасить да лифчики нацепить…

Невольно она подумала о Тягунове — Слава, конечно же, был полной противоположностью этому Корзинкину: мужествен, решителен, суров. От него и пахло-то по-мужски: табаком, крепкой здоровой плотью, силой. Силу эту Татьяна в который уже раз ощутила и сегодня утром, едва только проснулась, открыла глаза. Тягунов еще спал — раскинувшись в постели по-богатырски, ровно и глубоко посапывая. В спальне особняка на втором этаже было тепло, даже жарко, и Тягунов спал под простыней голый. Она, как девчонка, только что вышедшая замуж и не насытившаяся еще мужчиной, самим видом его тела, потихоньку стянула с него простыню, любовалась мужем. Формально, правда, Тягунов законным ее супругом еще не был, но ровно неделю назад, сразу же, как поселились вместе, они подали заявления в загс, и через семь недель, то есть в конце июня, станут мужем и женой.

Муки совести терзали Татьяну, когда они отправились с Тягуновым в загс: не прошло еще и полугода со времени гибели Алексея, а она уже живет с другим мужчиной. Да, полюбила, да, поняла, что это единственный человек, на которого она смогла опереться в трудный час, кто протянул ей бескорыстную руку помощи, дал надежду на будущее. И все же, все же… И сотрудница загса, прочитав документы, уточняя дату гибели Алексея, глянула на Татьяну с некоторым даже замешательством: может быть, она, эта конторская дама, чего-то не поняла? Может быть, в свидетельстве о смерти Алексея Павловича Морозова вкралась ошибка и погиб он не в декабре девяносто четвертого года, а раньше?..

Неприятный был момент в загсе, вспоминать даже не хочется.

Тягунов все же почувствовал ее взгляд, открыл глаза, потянулся. Его мускулистое крепкое тело напряглось, взбугрились мышцы рук и ног. Татьяна стала гладить его, поцеловала грудь, уже по-родному пахнущую «шерстку», как она называла растительность на его груди, особенно возбуждающую ее в минуты близости.

Поцелуи, тихие настойчивые ласки Татьяны окончательно пробудили Тягунова; он с радостной улыбкой смотрел на нее, в свою очередь стал гладить ее налитые груди, блестящие, рассыпавшиеся по голым плечам волосы (она покрасилась, стала шатенкой), положил теплые ладони на ее по-девичьи еще тугие, шелковистые бедра…

Незабываемое утро!

Улыбнувшись сейчас своим воспоминаниям, в мгновение ока пронесшимся в мозгу, Татьяна с нежностью подумала о зреющем в ее чреве плоде их совместной с Тягуновым любви: «Расти, Ванечка, расти, маленький!» В следующее мгновение она снова стала строгой деловой дамой, находящейся при исполнении служебных обязанностей, вполне официально глянула на Корзинкина, неожиданно вызвавшего в ней такие неуместные, но очень приятные воспоминания. Да, мужчина должен быть мужчиной!..