Крестная мать - 2 - [17]

— Не знаю. Возможно, придется завтра же… точнее, сегодня уже улететь. Но расстанемся друзьями, не так ли? Телефон свой московский я тебе дал, твои координаты у меня записаны. Женщина ты во всех смыслах приятная.

— Мне тоже было приятно с вами познакомиться. — Люся приподнялась на цыпочки, чмокнула Владимира Ивановича в щеку, села в такси.

А Владимир Иванович вернулся к себе в номер, постоял у распахнутого на ночь окна, вдыхая свежий ночной воздух. Лег было в постель, которая еще пахла «госпожой Вобликовой», сладко потянулся. Да, если будет возможность, надо бы еще с ней повидаться — бабеночка еще та! В любви знает толк!.. Потом снова встал, закрыл окно: второй этаж все-таки. Один «чечен» встанет на плечи другого и… Береженого Бог бережет! Не им придумано.

Глава пятая

Милиция в Донбассе предупредила население, что в области может появиться партия водки из Чечни, отравленная синильной кислотой. Власть тут же разослала телеграммы по местам, чтобы все организации и учреждения были начеку и не допустили появления на прилавках отравы. Ядовитую водку можно определить по маркировке на пробке, где указан Айдаровский ликероводочный завод. А предупредили об этом своих украинских коллег российские милиционеры в соседней с Донецкой Ростовской области, где на рынке было изъято несколько бутылок такой водки.

В Архангельской области появилась новая партия поддельных пятидесятитысячных купюр. Сотрудникам областного УВД по борьбе с преступлениями в сфере экономики удалось взять распространителей и установить, что цех — конкурент московской фабрики Гознак расположен в Грозном. Там же их и продавали за полноминала. Забавная деталь: северяне привозили купюры чеченского производства в рулонах и нарезали их в квартире сообщника в Архангельске.

Происхождение новой самиздатовской партии пятидесятитысячных купюр пока неизвестно. По оценке экспертов, банкноты отличаются очень неплохим качеством изготовления, на них есть даже водяные знаки, умельцы используют хорошую бумагу. Но их художник сделал грамматическую ошибку в самой угрожающей фразе на купюре — предупреждении о том, что «подделка билетов банка России преследуется по закону».

Для знакомства с работой времени на раскачку Татьяне не дали. Директор Департамента по управлению госимуществом Суходольский, стройный красивый мужчина пятидесяти трех лет, в девять утра в понедельник представил коллективу нового начальника отдела приватизации, Морозову, попросил коллег «любить и жаловать Татьяну Николаевну», дал ей сдержанную, но вполне достойную характеристику. При этом пожелал «не тушеваться», больше спрашивать, читать со всем вниманием инструкции и циркуляры из Москвы, из Госкомимущества, там все написано. Потом Суходольский отпустил сотрудников, попросив Татьяну задержаться, положил перед нею три тоненькие, разных цветов папки.

— Вот, Татьяна Николаевна, с ходу и начинайте. Здесь три дела на приватизацию: кинотеатр, сахарный завод, ваш механический завод № 6.

— Да?! — удивилась Татьяна. — Но мехзавод — оборонное предприятие! Разве его можно приватизировать?

Суходольский очаровательно улыбнулся. Улыбка у него в самом деле была хороша — открытая, веселая, располагающая. Она очень красила лицо этого видного мужчины, делала его еще красивей и привлекательней; наверное, она очень помогала ему в жизни при решении разных бытовых проблем и тем более на работе — с помощью такой улыбки можно многое решить с самыми твердолобыми оппонентами.

— Вы же знаете курс нашего правительства, Татьяна Николаевна. Хватит воевать, плодить горы оружия. Президентом страны, министром иностранных дел подписаны известные всему миру документы на этот счет, нам их осталось лишь выполнять. Завод, на котором вы работали, конечно же, целиком продавать кому-либо мы не собираемся, пятьдесят один процент акций, контрольный пакет, все равно будет в руках государства, а уж остальные сорок девять — как судьба распорядится, рынок. Завод, в принципе, уже акционирован, акции, по моему разумению, должны быть и у вас.

— Да, у меня есть дома двадцать одна акция, — подтвердила Татьяна.

— Ну вот, видите, какое удачное число! — улыбнулся Суходольский. — Сегодня двадцать одна, завтра сто двадцать, через месяц — тысяча, а то и две-три. Почему нет? Если организовать дело… Впрочем, не будем забегать вперед. Сначала разберитесь с предприятиями поменьше, войдите во вкус… Я хотел сказать — «войдите в курс», — поправился Суходольский. Смеялся он теперь откровенно, заразительно-весело, как могут смеяться в наши дни только обеспеченные, уверенные в завтрашнем дне люди, и было непонятно, в самом ли деле он оговорился, спутал слова «во вкус» и «в курс». — Да, кстати, Татьяна Николаевна, вы знаете, что вашим заводом руководит теперь Глухов? Ваш бывший начальник специального конструкторского бюро.

— Да? — искренне удивилась Татьяна. — Григорий Моисеевич? Вот новость!.. Но он достойный человек, кандидат технических наук, писал докторскую, блестящий инженер… А Костюченко? Что с ним?

— Ну, вы же наслышаны о его политических выступлениях! «Красный директор», вечные митинги на заводе, недовольство политикой нынешнего правительства, какие-то дикие проекты соединения капитализма с социализмом… кому это надо! Можно ли в одну телегу впрячь быка и трепетную лань? Так, кажется, говорят поэты?