Крестная дочь - [27]

Он придвинул ближе к себе узел с барахлом, запустив руку в тряпки, нащупал рукоятку револьвера. Проворно вытащил и сунул оружие под халат.

Прошлой ночью человек потерял все, что нажил при жизни. Сначала запылал дом через улицу, потом незнакомые люди ворвались в хижину Мусы, выволокли его во двор, чем-то тяжелым саданули по башке, стали топтать ногами. А потом он провалился в глубокий колодец темноты, только сквозь забытье слышал истошные крики жены. Так продолжалось долго, очень долго. А потом наступила тишина. Он пришел в себя уже под утро. Муса валялся в придорожной канаве, из раны на затылке сочилась кровь. За что убили жену, он не знал. Бандиты унесли облезлый ковер и одноствольное ружье, самую ценную вещь в доме. И, главное, увели из стойла восемь овец и двух баранов. Весь скот, что был.

Не теряя времени, он завязал в простыни все вещи, что остались, обернул полотенцем изуродованное лицо жены, завернул в плюшевую скатерть ее тело и положил на повозку. Мусса выкопал из земли револьвер отца, вложил в барабан два патрона и сунул оружие в тюк с тряпками. Когда Муса уезжал, соседский дом уже догорел, на единственной улице не встретилось ни собаки, ни человека. Кажется, все жители поселка ночью сбежали, куда глаза глядят. Он ехал все утро и весь день, держа путь на северо-запад, к станции геологов, куда по контракту два года назад завербовался старший сын. Но станции Мусса не нашел, видно, геологи переехали на новое место. Только вот куда…

Когда солнце стало закатываться за холмы, он понял, что пора остановиться. И вот теперь он здесь, в степи, и шайтан не знает, куда ему, старику, а Мусса считал себя глубоким стариком, потому что в прошлом году ему стукнуло пятьдесят пять лет, держать путь дальше.

Мусса запустил руку под халат, когда разглядел, как из темноты появляется контур человеческой фигуры. Человек шел на огонь, кажется, он был один. Добрые люди здесь не ходят, а злую собаку пристрелить не жалко. Лишь бы револьвер пальнул с первого раза. Мусса уже хотел выхватить из-под халата свое оружие, когда шорох за спиной заставил его насторожиться. Он не успел повернуть голову. Через мгновение ствол карабина ткнулся в шею, и незнакомец сказал по-русски.

– Не дури, дядя. Руки покажи. Ну, чтобы я их видел.

Второй человек в куртке военного образца вышел из темноты, шагнул к оробевшему Мусе, вытащил ствол из-под складок халата, раскрыл барабан и, достав из него оба патрона, бросил револьвер на землю. Зубов присел на корточки, подмигнул Мусе одним глазом и доброжелательно улыбнулся. Муса давно не слышал русской речи, от волнения он плохо понимал смысл слов, но четко себе уяснил: этой ночью он не умрет. Его еще раз ограбят, заберут лошака с повозкой и револьвер, быть может, изобьют, – всего-то. Он почувствовал, как человек, стоявший за спиной, убрал ствол карабина от шеи и, чиркнув спичкой, прикурил.

– Мы с приятелем в степи заблудились, – сказал Зубов. – Да, такая вот неприятность вышла. Беда, можно сказать. Нам нужна твоя повозка. И осел.

– Это мой лошак, – поправил Мусса.

– Не важно, – ответил Зубов. – И лошак сойдет.

– Забирайте, – сказал Мусса.

Надо покоряться воле злой судьбы, если другого не остается.

– Мы не за так, – Зубов достал пухлый бумажник, черный, из настоящей кожи. – Все по-честному.

Через полчаса Муса в одиночестве сидел перед потухающим костерком и в шестой раз пересчитывал деньги, полученные от незнакомцев. Русские запрягли в повозку и увели в темноту лошака и еще попросили его отдать им старый халат и тюбетейку. Муса не стал снимать с себя то рванье, в котором приехал, развязал узел с тряпками, вручил незнакомцам почти новый халат, что берег на праздничный день. И еще две тюбетейки, старые, но чистые. Теперь потеря любимца лошака, старой повозки и этих тряпок не волновала Муссу. Всего за несколько минут он превратился из бедняка, потерявшего все, что имел, в очень обеспеченного, даже богатого человека. Разбитая жизнь волшебным образом склеилась и засияла новыми гранями.

Русские, не торгуясь, дали ему сто долларов двадцатками и еще сто долларов – десятками, и одну сотенную купюру. Таких бешеных денег Муса за всю свою жизнь не держал в руках, только пару раз видел в районном центре в лавке одного очень богатого менялы. Незнакомцы немного подумали и купили у Мысы два тюка с тряпьем, что лежали в повозке. Кинули на землю еще пятьдесят баксов и ушли в темноту.

Когда Муса пересчитал купюры в десятый раз, руки тряслись, а взгляд туманили слезы. Он думал, что в пятьдесят пять лет рано ложиться в могилу и помирать с голоду. С такими деньжищами можно еще пожить в свое удовольствие. И как пожить… Купить молодых овец и баранов, бодрую лошадь вместо старого лошака, взять хорошую повозку и, конечно же, ковер. Взамен того, что утащили бандиты. Надо выбрать новый праздничный халат. И еще много денег останется. А потом хорошо бы поехать на север к дальнему родственнику Мурату. Путь долгий, но дело того стоит. Дочь Мурата уже невеста, двенадцать лет ей. Красивая, глазастая девчонка. И по дому помощница. Значит, пора замуж. Правда, Мурат просит за дочь слишком дорого – тридцать долларов.