Лена Панова больше не мучилась страхом и мыслями о том, куда они летят, и что случится с ней, когда самолет совершит посадку. Она решила: раз ее не убили там, на аэродроме, возле здания аэроклуба, в кромешной темноте, в самый удобный момент, когда вокруг не было ни души, значит, из этой переделки она выйдет живой.
Ясно одно: она влипла по самые уши в какую-то грязную бандитскую историю, выбраться из нее будет очень даже не просто, но надежда все-таки есть. Но теперь, когда ты ничего не можешь сделать для своего спасения, когда от тебя ничего не зависит, остается только подчиниться чужой воле и плыть дальше по течению. Перед глазами еще стоял образ человека, час назад направлявшего на нее пистолет и готового, не раздумывая, нажать на спусковой крючок, но первый острый приступ животного страха уже миновал, вернулась способность соображать и трезво оценить свои шансы.
Сидя на заднем кресле, за спиной пилота одномоторного четырехместного самолета Соката «Тобаго», она не отрывала взгляд от приборной доски. Хотелось получить ответ на самые простые вопросы, хотя бы узнать, куда и по какой надобности они летят. Стрелка магнитного компаса крутилась как сумасшедшая. Но магнитный компас самая ненадежная вещь на свете, никогда не угадаешь, на что он реагирует, почему крутится, то ли просто неисправен, то в кабине пилота, кем-то забытая, лежит сумка с гаечными ключами. Гирокомпас с заднего сидения не виден. Авиагоризонт показывает небольшой крен на левое крыло.
Поднявшись до края облаков, самолет продолжал медленно и тяжело набирать высоту, кажется, двигатель работал с перебоями, захлебывался, ему не хватало мощности. «Дворники» не успевали слизывать капли влаги с лобового стекла. Панова перевела взгляд на пилота и успокоила себя мыслью, что Зубов, сидевший за штурвалом, достаточно опытный летчик, чтобы справиться с машиной в критической ситуации. При нулевой видимости, когда через прозрачный верхний люк едва виден оранжевый маячок на вертикальном хвосте, машина продралась сквозь широкую полосу кучево-дождевых облаков, преодолела крен.
Выбравшись из этой серой непроглядной мути, поднялась еще выше, и над головой раскрылся бездонный сине-черный купол неба. Внизу за облаками больше не видно ни мелких огоньков аэродрома, ни диспетчерской вышки, зато звезды стали ближе и ярче. Двигатель, сбавив обороты, перешел с взлетного режима работы в номинальный режим, заурчал тихо и ровно. Панова перевела дух. Зубов снял наушники, переключился на громкую связь с землей.
– Тобаго, по курсу боковой самолет, – голос диспетчера донесся из динамиков, вмонтированных в верхнюю панель. – Борт номер шестьсот один. Займите эшелон ниже. Ваш эшелон две тысячи четыреста метров. Видите ли вы препятствие по курсу?
– Я – Тобаго. Борт ТМ – 57. Препятствий не вижу. Начинаю снижение.
– Тобаго, в вашем районе облачность восемь баллов. Ветер западный три метра в секунду. Температура плюс девять.
– Вас понял, – ответил Зубов.
Самолет начал медленно снижаться, пока стрелка альтиметра не установилась на отметке две тысячи четыреста. С земли еще раз передали погоду. Зубов откинулся на спинку кресла и прикурил сигарету. Сейчас у пилота работы немного, тут и новичок справиться, нужно не дергать резко штурвальную колонку, держать курс и скорость. Зубов обернулся, насмешливо посмотрел на Панову.
– Что, все еще хочется выйти? – спросил он.
– Вообще-то хочется, но не на лету, – Панова решила, что у пилота не самое плохое настроение. В его голосе слышатся человеческие нотки. И, кажется, никто не хочет выбросить ее из самолета как лишний балласт.
– Раз подвернулся такой случай, следите за моими действиями, набирайтесь опыта, – сказал Зубов. – Вы учитесь летать, кажется, уже пятый месяц и уже открыли для себя многие тайны. Чем отличается самолет от автомобиля вы, как мне кажется, уже знаете. Пилот не таксист. Ему нельзя сказать: останови здесь, я выйду. Хочешь того или нет, придется добираться до конечной остановки. Вот и вся разница.
Плоские шуточки инструктора могут довести до исступления кого угодно, но только не Панову.
– Спасибо за эту в высшей степени содержательную лекцию. Большое спасибо, – сказала она и, набравшись смелости, спросила. – Скажете, куда мы держим путь? И когда приземлимся?
Зубов промолчал. Обернулся Виктор Суханов, мужик сидевший рядом с пилотом, на переднем пассажирском месте.
– Слушайте, дамочка, вы задаете слишком много вопросов, – процедил он сквозь зубы. – Кто вы по профессии?
– Журналист.
– Сказать про себя: я журналист, все равно, что сказать про себя: я повар. Но не уточнить, где ты служишь. В рабочей столовке или в ресторане «У Максима».
– Я заведующий отделом светской хроники в газете.
Панова назвала свою газету, подписчиками которой были в основном предприниматели и биржевые спекулянты, заодно уж, для большей убедительности, вытащила из сумочки удостоверение и подержала документ перед носом собеседника. Суханов посветил фонариком и присвистнул.
– Серьезное издание. Только журналистов здесь не хватало. Вот что, дамочка, не утомляйте меня своими вопросами и риторическими замечаниями. И не заставляйте делать то, чего мне совсем не хочется делать.
