Крестики-нолики - [4]
В котельной, у деда Алеши Николаевича Горячих, Сергей, как смог, отмыл лицо и руки. Наскоро почистил пальто.
Зрение у истопника «вовсе на убыль пошло», однако и он, пригласив Сергея морковной заварочки отпить, заметил, что после умывания «болезный куда как пригоже стал».
— …а травами пользовать тебя мать не схотела? — выспрашивал дед Алеша, по чуть-чуть отхлебывая из надколотого блюдца.
— Я не знаю, — честно признался Сергей, с тайным наслаждением гладя кружку, сотворенную из гильзы зенитного снаряда. — Профессор Жуковицкий говорит, что как только мой организм сформируется, надо будет рискнуть на редрессацию… Ну, чистку… Короче говоря, на операцию.
— Это ему, вестимо, видней, — соглашался Алеша Николаевич, щуря капелюсенькие глазки. — А на костыликах, гляжу, ты намастырился прыгать. Вылеживать, поди, обрыдло?
— Я на костылях уже что хотите делать могу. Недавно отдыхать, не прислоняясь, научился, — хвастался Сергей. — По пожарной лестнице, правда, не пробовал еще…
— Ну это ты погодь — урезонил Сергея истопник. — Вот сбросишь костыли, тогда уж и на пожарную скачи. Надо думать, бог даст, побьем мы вскорости немца… Тогда, значит, и на медицину навал будет. Сам думай, скольки народа починять надо… За войной нонешной калек всяких видимо-невидимо поволочется… Еще годков на двадцать хватит… Стало быть, которые доктора из госпиталев возвернутся, к увечным лики обратят… Глядишь, такого напридумают, что тебя, к примеру, и без ножа излечат… А ты чего шею прихватываешь? Саданули, что ль?
— Саданули, — нахмурился Сергей.
— Кулаком аль из рогатки?
— Камень в грязь Харч забил.
— Как супротивника-то назвал?
— Харч.
— Харч?.. Чего-то я такого не знаю. — Дед Горячих недоуменно зажевал губами. — Не с нашего двора, видать?
— Да с нашего, — поморщился Сергей, — Славка Окурьянов.
— Который безо лба будет? Нос с челкой сросся?
— Нет… Это вы с Юркой путаете. А Харч — младший… Рахит пучеглазый!
— У-ууу! Этот — висельник! Знаю… А чего это ты его Харчем кличешь?.. Когда он в Упыренках ходит.
— Упыренок он давным-давно. А Харчем его еще в прошлом году прозвали.
— Почто ж Харчем? — удивился Алеша Николаевич, стаскивая с головы порыжевшую шапку.
— За все вместе! — озлясь, заторопился Сергей. — Во-первых, он всех малышей продовольственным налогом затравил. Мало что последние куски выхватывает… Увидит, поблизости никого, затащит раззяву в угол и шипит: «Харч, харч неси! А то нос откушу!» Он, гной, все исподтишка сотворить норовит… Один раз подкрался и в спину меня толкнул. А мне только-только новенький гипс сделали.
— Вот обормот какой! — пристукнул по колену истопник.
— Да вы знаете! — уже вопил Сергей. — Рахит этот чего хотите, сколько хотите смолотить может! Он полный котелок каши с концентратами, не отнимая ложки, метанул! На спор! Да еще банку американской колбасы с ключиком выиграл! А в магазине!.. Когда суфле давали! Веньку на тетку как пихнет!.. Бидон из рук выбил! Половина суфле на пол! Тетка в крик! А Харч уже тут как тут. Быстрей собаки любой… Подчистую суфле с пола слизал!
— Ну это уж ты…
— Мне Шашапал рассказывал! Клянусь!.. Чтоб мне хлеба не есть!.. Шашапал сам в этой очереди стоял! А у кошки Тетеревятниковых! Из миски прямо!..
Договорить Сергей не успел. В котельную, охая и причитая, вкатилась заполошная тетка из дома два. Затараторила, замахала руками на деда Алешу.
— Николаевич!.. У нас из крана, как на пожар, хлещет! Бежим, милый! Бежим! Соседи на работе все!.. Я его и туда и сюда верчу!.. Спасай, христа ради!..
Так и увела деда Алешу. А Сергей из кружки своей больше половины отпить не успел…
На дворе никого. И с «Постройки» все исчезли… Тучки то набегут, то вдруг шарахнутся, как вспугнутые вороны. И тогда по желобам, по окнам, по осколкам стекляшек на земле понесутся вприпрыжку блики, сманивая, зазывая в звонкую бездну весны. Ветер закружит первые пылевые смерчи на пустыре, принесет запах шоколада с фабрики «Красный Октябрь». И если в эту минуту прищуриться чуть-чуть, по золотисто-оранжевым, невесомым шарам, вобравшим в себя пространство, можно переместиться на несколько мгновений в то неведомо-прекрасное, чего не знаешь, но очень сильно ждешь… Чудо коснется щеки твоей краешком плаща-невидимки, ничего необыкновенного пока не произойдет, но ты запомнишь его дыхание… Доброе и теплое. Нежное и неуловимое, как запах незабудки… Поверишь, что оно есть. Что происходящее лишь начало его. Первое прикосновение…
Как знать, сколько длилась эта неимоверная радость молчаливого общения с чудом… Когда такое происходит, и время становится иным.
Но вот все стаяло, прошло…
Сергей громко задышал, широко распахнул глаза.
Роза, Венька и Додик-щепка как будто только этого и ждали.
— Потерял? — протягивая Сергею кинжал, сурово поинтересовалась Роза.
Не успел Сергей и звука вымолвить в защиту собственного разгильдяйства, как неумолимая Роза отработанным хмыком вобрала в себя все, что полагалось отдать носовому платку, а ее брат Венька уточнил:
— Это я нашел.
А Додик-щепка, кивая на Маленького Мука, потребовал разъяснений:
— В пиковой шапке за наших или за тех?
— Сам за себя, — обтирая текстолитовое лезвие о рукав пальто, нахмурился Сергей.
Сценарий «Когда я стану великаном» касается нравственных проблем, волнующих наше молодое поколений. В нем рассказывается о победе добра и справедливости, чувстве долга и истинной дружбы, скромности и честности. Фильм по сценарию удостоен премии ЦК ВЛКСМ «Алая гвоздика».
Трудная судьба выпала на долю врачей и медсестер детского туберкулезного санатория, эвакуированного в дни войны в Сибирь. Их мужество и каждодневный героизм словно переливаются в чуткие души ребят. В свою очередь, мир детей санатория, их неуемная фантазия становится мощным подспорьем для женщин в их борьбе за жизнь и здоровье ребят.
Это наиболее полная книга самобытного ленинградского писателя Бориса Рощина. В ее основе две повести — «Открытая дверь» и «Не без добрых людей», уже получившие широкую известность. Действие повестей происходит в районной заготовительной конторе, где властвует директор, насаждающий среди рабочих пьянство, дабы легче было подчинять их своей воле. Здоровые силы коллектива, ярким представителем которых является бригадир грузчиков Антоныч, восстают против этого зла. В книгу также вошли повести «Тайна», «Во дворе кричала собака» и другие, а также рассказы о природе и животных.
Автор книг «Голубой дымок вигвама», «Компасу надо верить», «Комендант Черного озера» В. Степаненко в романе «Где ночует зимний ветер» рассказывает о выборе своего места в жизни вчерашней десятиклассницей Анфисой Аникушкиной, приехавшей работать в геологическую партию на Полярный Урал из Москвы. Много интересных людей встречает Анфиса в этот ответственный для нее период — людей разного жизненного опыта, разных профессий. В экспедиции она приобщается к труду, проходит через суровые испытания, познает настоящую дружбу, встречает свою любовь.
В книгу украинского прозаика Федора Непоменко входят новые повесть и рассказы. В повести «Во всей своей полынной горечи» рассказывается о трагической судьбе колхозного объездчика Прокопа Багния. Жить среди людей, быть перед ними ответственным за каждый свой поступок — нравственный закон жизни каждого человека, и забвение его приводит к моральному распаду личности — такова главная идея повести, действие которой происходит в украинской деревне шестидесятых годов.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.