Крестики-нолики - [22]

Шрифт
Интервал

— Ничего я ни у кого не крал!

Этот чертов Иг окончательно взбесил Сергея.

— А ты докажи, что не крал! Докажи!! — уже не помня себя, орал Иг.

— Вы чего?! — подскочил к ребятам Ник.

— Я домой пойду, — решительно заявил Сергей.

— Вот дурак какой. — Иг едва не плакал от досады.

Он подошел к Сергею, обнял. Стал гладить по плечу.

— Не обижайся, пожалуйста. Я сам, как ненормальный, запсиховал. Все хорошо кончилось. Получили мы эту тысячу. К нам в лечебницу, где тетка работала, милиционер молоденький захаживал. Дмитрий Анатольевич. Сестра старшая у него болела. Дмитрий Анатольевич все на фронт просился. Рапорты писал. А его не отпускали. Проникся он к нам. Скажи, Ник?

— Проникся, — кивнул Ник.

— Вот мы Дмитрию Анатольевичу все и выложили. Сразу поверил. Пошел получил по облигации деньги и нам принес.

— Братцы, — таинственно зашептал Ник. А Елена, оказывается, на картах гадать умеет.

— Ну да! — присвистнул Иг. — По-настоящему?

Медуница рассматривала карты и молчала.

— Ты действительно гадать умеешь? — приступил к девчонке Иг. — Как колдунья или как гадалка?

— Как сама, — подняв глаза, странно посмотрела на Ига Медуница.

Иг положил локти на стол, подпер ими подбородок. Попросил тихо, как милостыню:

— Можешь погадать, когда наша мама вернется?

Медуница не ответила. Взгляд ее прошел над головой Ига. Глаза, казалось, вбирали в себя нечто отдаленное. Но вот что-то в них замкнулось. Девчонка встала, беззвучно положила на стол карты. Сказала твердо:

— Идти мне надо…

Игра в меткость

На следующий день Иг застал Медуницу в тяжком забытье. Заметно встревоженная Вероника Галактионовна, меняя мокрое полотенце на лбу Елены, впервые заговорила с Игом, как со взрослым:

— …меня ночью как тряхнул кто-то. Подхожу к Елене — жар страшный. Мерю ей температуру — сорок один и две. Представляешь?

— А что врач говорит?

— Хм… Врач… Жду-пожду пока я этого врача. Подержи таз, пожалуйста. Благодарю… Девчонка она, говоря вашим языком, «что надо». У меня такое впечатление, будто у Елены нервный шок. Впрочем, я не врач. Кстати, который час?

— Давайте я сбегаю посмотрю.

— Что за ерунда. Вот же мои часы. Ничего себе! Четверть третьего. В три читательская конференция. Да еще, как назло, у нас комиссия работает. Звоню нашему заму, а он, естественно, полные штаны наложил. «Как так?» «Ответственность… В такой момент…»

— Да вы идите себе спокойно. Я посижу. Сейчас и Ник подойдет из булочной.

— Думаешь, справитесь? — заколебалась Вероника Галактионовна.

— Не сомневайтесь! Нас же четверо!

— Это очень трогательно. А если придет врач?

— Мы все покажем. И где руки помыть. И все…

— Черт. Что же делать? Как жаль, что среди вас нет ни одной девочки, — Вероника Галактионовна нервно закурила и, спохватившись, сразу же погасила папиросу.

— Честное слово, мы справимся! — горячо заверил Иг. — Думаете, за больными, что ли, никогда не ухаживали? Еще как…

— Ну, хорошо. Допустим, я часа через четыре вернусь. Ну, через пять…

— Да хоть когда хотите! — обрадовался Иг. — Мы и в аптеку сбегаем, и накормим ее!

— Записывай мой телефон… Нет, лучше я сама тебе запишу. Так… Смотри, вот здесь морс. За окном суп. Сомневаюсь, впрочем, что Елена захочет есть. Горшок под кроватью… Мм… да… Вот телефон. Я понятно написала?

— Все понятно.

— Прочитай.

— К-9-12-42.

— Добро. Убежала. Да, через минут десять поменяй ей полотенце. А в четыре измерь температуру. Что сказать врачу, ты понял?

— Все понял и все запомнил.

* * *

Пожилую врачиху принимали вчетвером. Со всеми почестями. Врачиха нудно выслушивала и выстукивала Елену, находившуюся в полузабытье, недовольно бурчала себе под нос обрывки слов, из коих удалось разобрать лишь дважды повторенное — «…нятно…нятно». Усевшись за стол писать рецепты, долго кашляла. Наконец удивленно оглядела ребят, спросила с откровенным недоверием:

— И кто же из вас ее брат?

— Я, — первым нашелся Иг.

— И он, значит? — покосилась врачиха на Ника.

— Разумеется, — подтвердил Иг.

— А чего же ты молчишь? — напустилась врачиха на Ника.

— Застенчивый с малолетства, — ответил за брата Иг.

— Год рождения? — мрачно спросила врачиха.

— Мой? — удивился Иг.

— При чем здесь ты? Я про твою сестру спрашиваю. Фамилия, имя, отчество.

— Елена… эта… ну… эта… — сбился Иг.

— Хорош гусь! — взъелась на него врачиха. — Имени отца не знает. Вот недоросль!

— А что вы на него кричите? — вступился за брата Ник. — У нас разные отцы.

— Ну, с меня довольно! — возмутилась, вставая со стула, врачиха. — Я вам не клоун какой-нибудь! Скажите матери, что завтра я принимаю с восьми до четырех. Пусть сама приходит за рецептами… Вы оба — немедленно вон! — приказала врачиха Сергею и Шашапалу. — Больной необходим полный покой. А матери вашей я посоветую пороть вас почаще!

* * *

Утром болезнь ушла. Температура упала до тридцати пяти и шести. Елена заметно осунулась. Зато глаза лучились и радовались. В темно-серых глубинах засверкали беспечные васильковые искорки, сулившие скорое выздоровление.

Выпростав из-под одеяла худые руки, Медуница украдкой улыбалась, выслушивая комментарии друзей в адрес вчерашнего инцидента с врачихой.

— …да она самая настоящая Варвара! Нахваталась верхушек от какого-нибудь доктора Айболита! — негодовал Сергей. — А из-за того, что сейчас с врачами туго, так вот и пролезла.


Еще от автора Александр Всеволодович Кузнецов
Когда я стану великаном

Сценарий «Когда я стану великаном» касается нравственных проблем, волнующих наше молодое поколений. В нем рассказывается о победе добра и справедливости, чувстве долга и истинной дружбы, скромности и честности. Фильм по сценарию удостоен премии ЦК ВЛКСМ «Алая гвоздика».


В синих цветах

Трудная судьба выпала на долю врачей и медсестер детского туберкулезного санатория, эвакуированного в дни войны в Сибирь. Их мужество и каждодневный героизм словно переливаются в чуткие души ребят. В свою очередь, мир детей санатория, их неуемная фантазия становится мощным подспорьем для женщин в их борьбе за жизнь и здоровье ребят.


Рекомендуем почитать
Безрогий носорог

В повести сибирского писателя М. А. Никитина, написанной в 1931 г., рассказывается о том, как замечательное палеонтологическое открытие оказалось ненужным и невостребованным в обстановке «социалистического строительства». Но этим содержание повести не исчерпывается — в ней есть и мрачное «двойное дно». К книге приложены рецензии, раскрывающие идейную полемику вокруг повести, и другие материалы.



Избранное

В книгу известного писателя Э. Сафонова вошли повести и рассказы, в которых автор как бы прослеживает жизнь целого поколения — детей войны. С первой автобиографической повести «В нашем доне фашист» в книге развертывается панорама непростых судеб «простых» людей — наших современников. Они действуют по совести, порою совершая ошибки, но в конечном счете убеждаясь в своей изначальной, дарованной им родной землей правоте, незыблемости высоких нравственных понятий, таких, как патриотизм, верность долгу, человеческой природе.


Из рода Караевых

В сборник известного советского писателя Л. С. Ленча (Попова) вошли повести «Черные погоны», «Из рода Караевых», рассказы и очерки разных лет. Повести очень близки по замыслу, манере письма. В них рассказывается о гражданской войне, трудных судьбах людей, попавших в сложный водоворот событий. Рассказы писателя в основном представлены циклами «Последний патрон», «Фронтовые сказки», «Эхо войны».Книга рассчитана на массового читателя.


Нет проблем?

…Человеку по-настоящему интересен только человек. И автора куда больше романских соборов, готических колоколен и часовен привлекал многоугольник семейной жизни его гостеприимных французских хозяев.