Крестики и нолики - [41]

После всего, что случилось с мамой, я хотела показать им, что они мне и правда небезразличны, что я их понимаю. Мы с Минни запросто могли очутиться в одной лодке с Каллумом, что бы там ни говорила Юнона.

Каждый мой шаг в сторону Каллума лишь быстрее мостил для меня дорогу в ад.

Глава 42 • Каллум

Я пошел на пляж и сел рядом с Сеффи. Мы оба молчали. Я измазал песком единственный приличный костюм, но мне было все равно. Меня такие вещи не заботили.

– Каллум, я не хотела никого обидеть, – проговорила наконец Сеффи.

– Я понимаю, но…

– Но это была не самая блестящая моя идея. – Сеффи вздохнула.

– Вообще-то да, – сказал я.

– В последнее время я что ни сделаю – все плохо получается, – призналась Сеффи после паузы. В ее голосе не было ни намека на жалость к себе, лишь тихая нота печали. – Мне так горько из-за твоей сестры, Каллум. Вот я и хотела показать, как я вам соболезную. Решила, что прислать открытку – это… ну… несколько…

– Безлично?

– Да, точно. – Сеффи снова вздохнула. – Вот и поддалась минутному порыву взять и прийти к тебе домой. Почему-то решила, что так будет лучше.

Я не знал, что на это сказать, поэтому просто промолчал.

– Так вот и взрослеешь, правда? – спросила Сеффи.

– Наверное, да, – кивнул я.

– Обними меня, пожалуйста.

Я оробел.

Сеффи вздохнула:

– Угу, тебе что-то не хочется.

– Нет, не в этом дело.

Сеффи посмотрела на меня так, как умела только она.

– Понимаешь… Ой, ладно. – Я обнял ее одной рукой. Она положила голову мне на плечо. Так мы сидели и смотрели, как пенятся волны у берега и удлиняются тени.

Раскол

Глава 43 × Сеффи

Мы с Минни шагали по коридору к одиночной маминой палате. С того случая прошло две недели. Карл, наш шофер, возил нас навестить маму каждый вечер, и, хотя физически ей становилось лучше, вела она себя так, что мне было страшно. Мама, к которой я привыкла за последние несколько лет, исчезла, а вместо нее…

– Минерва! Персефона! До чего же я вам рада. Я так скучала! Идите сюда, обнимите меня.

Мы с Минни сначала переглянулись и только затем послушно подошли. Мама первой обняла Минни, потом стиснула меня так, что ребра хрустнули.

– Как же я вас люблю! – сообщила она, голос ее дрожал от переполнявших ее чувств. – Вы, наверное, и сами знаете.

Минни смущенно кивнула.

– Мы тоже любим тебя, мама, – выговорила я, ужасно стесняясь.

Я не привыкла, чтобы мама такое говорила. Да гори все огнем! Я вообще не привыкла, чтобы мама много разговаривала!

– Я знаю, что вы меня любите. – Мама притянула меня к себе и расцеловала в обе щеки. Мне потребовалось титаническое усилие воли, чтобы не вытереть лицо, как только она выпустила меня.

– Только вам одним на белом свете не все равно, жива я или умерла, – продолжала мама.

От благодарности в ее голосе я окончательно смутилась, а еще мне стало совестно. Интересно, навещал ли ее папа?

– Подруги, наверное, тоже приходили бы к тебе, если бы ты сказала им, где ты, – заметила Минни.

– Нет! Нет. Не хочу никого… Нет. Повидаюсь с ними, когда выпишусь.

– А это когда?

– Когда совсем поправлюсь, – бодро объявила мама. Слишком бодро.

Мы с Минни снова переглянулись.

– Навестите меня завтра? – спросила мама.

– Да, конечно, – ответила Минни.

– Если не трудно, привези мне несессер с косметикой. Без макияжа я как голая.

– Хорошо, мама, – тихо сказала Минни.

Мама по-прежнему улыбалась – лихорадочной, полубезумной улыбкой.

– Ах да, и еще бутылку шампанского – отметим мое чудесное спасение! – Мама засмеялась.

– Шампанского?

– Естественно! Если не получится, можно и белого вина.

– Мама, по-моему, лучше не стоит…

– Сделай что велят. – На маминой маске появилась первая трещинка. Мама тут же заклеила ее широкой улыбкой. – Прости, солнышко. Я немного разнервничалась. Минни, кроме вас с Сеффи мне никто на свете не поможет. В-ваш отец ни разу не заглянул проведать меня. И не позвонил. Даже не прислал открытку. – Снова улыбка, шире прежних. – Вот я и хочу отпраздновать. Сегодня первый день оставшейся мне жизни. Привези мне, что я прошу, хорошо, зайка?

– Хорошо, мама.

– Вот и умница. Я люблю тебя, Минерва.

– Да, мама.

– Вы мои лучшие девочки на свете. – Мама с улыбкой откинулась на подушку. А потом эта улыбка погасла и сменилась гримасой такой сокрушительной печали, что я не могла даже смотреть маме в лицо. – Вот небольшой житейский урок для двух лучших девочек на свете. Никогда не ошибайтесь, потому что вас потом никогда не простят. И никогда этого не забудут. Кто не делает никаких шагов, тот никогда не оступается.

– Мама, я тебя не понимаю, – нахмурилась Минерва.

– Однажды я совершила ошибку. – Мама прикрыла глаза, голос ее звучал глухо, словно издалека. – Я сделала то, чего делать не стоило. Но я была одинока. Вашего отца никогда не было дома, а я так устала быть одна. Однако он узнал. Так что, как видите, я совершила ошибку. И с тех пор непрерывно расплачиваюсь за нее.

– Мама, это не…

– Не будьте как я. – Мама открыла глаза и солнечно улыбнулась. – Будьте идеальными. Мои идеальные девочки. Я так вас люблю.

Я нагнулась и развязала шнурок, чтобы потом завязать его снова. На носок ботинка плюхнулась слеза. Но мама ничего не видела.

А значит, не считается.