Крепость Бреслау - [57]

— Неважно, — буркнул фон Родевальд и сжал бедра, чтобы подавить растущий триппер. — И что сделал Мок, как он узнал о пометках этого коменданта лагеря?

— Крутился пару раз около его изолятора, пока не вызвал подозрение охранников. Хотели достать его документы, но этого не позволил. Была большая шумиха в коридоре. Мок кричал на охранников и угрожал, что их доконает и отправит на восточный фронт. — Девушка поджала губы; все ее лицо выражала сильную концентрацию. — Этот интерес Мока к Гнерлиху мне кажется подозрительным.

— Госпожа Юнггебауэр, — фон Родевальд улыбнулся снисходительно, — разве вы не видите, что Мок сошел с ума? Уже давно мы не можем никого отправлять на восточный фронт. Мок живет в прошлом времени. Это характерно для психически больных людей. А интерес к Гнерлиху — это поиск родственной души. Мок проверил, кто читает Библию, от библиотекаря узнал, что этот комендант делал пометки. Это свидетельствовало об огромном интересе коменданта к Библии. Мок хотел с ним вступить в контакт и обсудить священную книгу. И только. Вот и все.

— Это еще не все, генерал. — Госпожа Юнггебауэр нахмурилась. — Он попросил меня, чтобы я пошла к дому, в котором живет, это недалеко, на Цвингерплац, и велела прийти в больницу его десятилетнему соседу. Мальчика зовут Артур Грюниг. Попросил его покормить крыс.

— Крыс? — Фон Родевальд ущипнул себя под столом в виновника своих мучений.

— Да, мальчик сказал мне, что Мок держит в своем подвале крыс и очень их любит.

— Ну хорошо, и что дальше?

— Мок перестал изучать Библию и собрался написать какой-то, как утверждает, богословский трактат. Наш госпиталь размещается в школе. Школа имеет библиотеку. Мок сидит в этой библиотеке над словарями и пишет этот трактат. Наверное, на латыни.

— Ну не говорил ли я вам, что мы имеем дело с сумасшедшим? — фон Родевальд завыл от радости. — И что с этим трактатом? Уже его написал? И что с этим мальчиком?

— И здесь я должна ударить в грудь. — На глаза девушки навернулись слезы, но, к большому огорчению генерала, не приложила ладони к прекрасному бюсту.

— Сегодня опять пришел этот мальчик. Мок передал ему фрагменты своего трактата. Он их забрал и исчез. Я не могла просто забрать эти заметки у ребенка, тем более что тот маленький хулиган очень быстро и попросту от меня убежал.

— Пусть вас не волнует, госпожа Юнггебауэр, Мок — это явный псих. Разводит крыс, пишет на латыни, цитирует Библию. Такой рапорт я прикажу отправить Краусу. — Фон Родевальд встал и подошел к своей собеседнице. Он взял ее за руку и поцеловал. — Госпожа выполнила отличную работу. Поздравляю.

Генерал фон Родевальд не отрывал губ от ее тонкой руки.

— Вы должны быть очень страстной в фартуке медсестры, особенно когда у вас нет ничего под ним.

Бреслау, понедельник 2 апреля 1945 года, десять утра

Профессор Ульрих Кнопп был невысоким человеком с могучим лысым черепом. Производил он впечатление купола, возвышающегося над узким лицом, заканчивающимся небольшой седой бородкой. Несмотря на уродство, лысину и мизерный рост профессор Кнопп располагал к себе людей сочувственным взглядом. Ни один из студентов не жаловался никогда на злобность этого профессора, ни одна из студенток не испытала с его стороны неуважения, что было нередко в маскулинизированном мире университета, даже ни одна уборщица не ощутила его презрения и досады, когда наткнулась ведром по коридору богословской семинарии на Шубрюкке или когда просила его поднять ноги, чтобы вымыть пол в его кабинете. Профессор, понимая, что его постоянное присутствие в кабинете не позволяет обслуживающему персоналу выполнять свои обязанности, не реагировал в таком случае резко, так как сделали бы большинство его коллег, только поднимал свои короткие ноги и, не переставая при этом думать о критике догматики девы Марии Пия X или о проблеме перихореза в трудах Мелитона из Сардиса.

Профессор Кнопп прославился в научном мире также исследованиями над переводом библейского текста, а особенно над искажениями, допущенными переводчиками Библии. В этих вопросах профессор впадал в полемичную страсть, причем его конфессия была — по мнению многочисленных критиков — на стороне односторонности суждения. Кнопп отдалялся от почитания и веры перевода Библии пера святого Иеронима, цепляясь к примеру «лесного меда», которым питался в пустыне Иоанн Креститель («Где был, в конце концов, этот Иоанн Креститель? — призывал он на лекциях. — В лесу или в пустыне?»), но очевидные ошибки Лютера (например, «единорог» вместо «буйвол») яростно оправдывал и коварно определял.

У него было очень острое перо, но чрезвычайно мягкий язык. Со своими крупнейшими противниками спорил бы ожесточенно на страницах научных журналов, но при прямых контактах набирал воды в рот и все релятивизировал. Писал декану длинные и изящные письма, информирующие о мельчайших студенческих пороках, за которые считал, например, двухминутное опоздание или зевок, но когда раскаявшийся виновник извинялся за свой отвратительный поступок, профессор немедленно сиял, письмо уничтожал или приказывал своему ассистенту отложить его