Крепость Бреслау - [36]

— К сожалению, нет, — Рейманн выполнял точно приказания Крауса, которого, впрочем, спрашивал несколько раз, выслушивая взамен тяжкие оскорбления.

— Могу только передать вам его слова. Пожалуйста, подождите некоторое время. — Он вынул из ящика стола лист, исчерканный Краусом. — Внимание, читаю: «Господин капитан, я схватил преступника Рассеншанде с гестапо и разберусь с ним лично. Благодарю господина капитана за помощь и прошу признать дело закрытым. Хайль Гитлер!» Это все, капитан.

— Благодарю и до свидания, — Рейманн услышал в трубке повеселевший немного голос.

— А я что говорил? — сказал голос, откладывая трубку.

Рейманн сделал то же самое и через некоторое время удивился, что тоже могло развеселить Мока и что значит это торжествующее: «А я что говорил?» Если бы он знал Мока лучше, понял бы, что так звучит боевой клич, что старый капитан отдал приказ к атаке. Понял бы, что смех капитана — смех нервный, нетерпеливый и зловещий. Если бы лучше знал Мока, понял бы, что он был готов к такому ответу. Не знал его, однако, и понятия не имел, что Моку очень хорошо известна секретная формула, пародия известного пароля пролетариев: «Эсэсовцы всех формирований, объединяйтесь».

Бреслау, среда 21 марта 1945 года, половина девятого утра

Хлорацетофенон опасен для человеческих глаз. Когда на них попадет, вызывает слезотечение и жжение настолько сильное, что человек мечтает о ведре воды, в которое он мог бы засунуть голову. Под влиянием хлорацетофенона наступает резкий спазм бронхов и ослепление. Человек не теряет тогда сознания, но можете делать с ним все.

Тоненький слой этого порошка лежал в сгибе годовой книжечки, выписанной на имя Юрген Хелльмиг. Старый швейцар Оскар Хандке смотрел на снимок, содержащийся в документе, и протирал глаза от удивления. Для старого полицейского швейцара было очевидно, что в кенкарту вклеен снимок другого человека. Одного взгляда было достаточно, чтобы Хандке заявил, что стоящий перед ним старый солдат не мог родиться в 1920 году, как виднелось в кенкарте.

Хандке посмотрел на охранника, стоящего у вершины лестницы с миной тореадора, и потянулся рукой до тревожной кнопки, установленной под рабочим столом. Не успел однако ее нажать. Старый солдат, стоящий в окне будки, наклонился и дунул.

До глаз швейцара добрался сухой порыв. Хандке попытался протереть глаза, но почувствовал, что руки отказываются ему повиноваться. Его тело закрутилось и рухнуло на пол будки.

Охранник был в то время занят восхищением мощным телосложением второго солдата, который положил свою ногу на самую верхнюю ступень лестницы и протирал платком пыльный высокий кавалерийский сапог.

Когда охранник увидел, что происходит, потянулся за шмайсером. Тогда мощный любитель чистых сапог махнул платком в сторону его лица. Платок развернулся, выпуская облако белых кристаллов. Ноги тореадора разошлись, как будто он сделал шпагат. Головой ударился об пол. Он выдал из себя жалобный пронзительный вскрик, а потом хрип.

Мощный солдат ворвался в дежурку и достал из-под прилавка оправленный в вишневое тетрадь пропусков с надписью «Март 1945». Подал его старику, и оба покинули боковую лестничную клетку.

Вся акция длилась три минуты. Никто в то время не вошел в здание этом боковым входом с Ангер. До истечения последующих трех минут тетрадь рапортов оказалась в руках сидящего в мотоциклетной коляске мужчины, чье лицо закрывала надвинутая на лоб шляпа и поднятый воротник пальто. Когда великан запустил мотор, а его товарищ сел на заднем сиденье, мужчина в шляпе пробегал глазами записи в тетради рапортов с прошлой недели.

Когда мотоцикл тронулся, пассажир в коляске воскликнул что-то на незнакомом его товарищам языке и стукнул с радостью в одну из фамилий посетителей, которые навестили в течение последних семи дней отдел RuSHA в Бреслау.

Имя это было очень похоже на то, что носил ненавидимый нацистами поэт Гейне.

Бреслау, среда 21 марта 1945 года, десять вечера

В городе царила тишина.

Небо смыло после очередного дня осады пыль и сажу. Легкий дождь, несомый переменными порывами ветра, хлестал косо.

Гауптшарфюрер СС Ганс Гейде вышел из своей квартиры на Бишофштрассе. По его дождевому плащу немедленно потекли капли воды. Такие же капли стекали по обоям на кухне квартиры на противоположной стороне улицы, где сегодня взрыв бомбы отколол от здания фронтальную стену.

Рухнула в развалины, бесстыдно обнажая внутренности. Весь дом стал похож на гигантский домик для кукол, в котором различные цвета стены создавали поразительную для эстета какофонию. Косой дождь хлестал поэтому по стенам кухни и комнат, что некоторых жителей, казалось, не беспокоит. Один из них на глазах Гейде отставил чайник с плиты и прошел в другую комнату, с улицы невидимую. Затем сбежал по лестнице и встал в воротах, впиваясь взглядом в спину идущего эсэсовца.

Тот шел довольно быстро в сторону Ноймаркта. Прошло ресторан «Gauhaus» и выбежал на Лангехольцгассе. Человек из разрушенного дома украдкой двинулся за ним в тени «Дойче Банка». Там стоял мощно сложенный мужчина с папиросой во рту. Поздоровались глазами и поменялись ролями.