Крепость Бреслау - [24]

Мок посмотрел на незнакомый ему текст. Это была вступительная лекция на учебный год 1944–1945 на юридическом факультете Университета в Эрлангене. Лекция сопровождалась названием «Самосуд в немецком праве». Мок начал тихо читать отрывок, обведенный копировальным карандашом:

— «А вот другой пример самосуда и его последствий. В 1927 году было совершено в Бреслау нападение на арестантский фургон, перевозящий сорокадвухлетнего точильщика Клауса Роберта, обвиняемого в изнасиловании и убийстве десятилетней Адели Г.

Нападавшие угрожали охранникам и похитили арестованного. Несколько месяцев спустя выловили из Одры тело кастрированного К. Роберта. Расследование было прекращено спустя полгода из-за отсутствия каких-либо прогресса.

В 1944 году брат убитого обергруппенфюрер СС Адольф Роберт, желая очистить память своего брата от обвинения в убийстве и отклонения, внес на повторное возбуждение расследования по прекращенному делу.

Главным подозреваемым в организации похищения и в убийстве К. Роберта был гауптман и полицай-гауптштурмфюрер Эберхард Мок, в 1927 году заместитель председателя Комиссии Убийств Президиума Полиции в Бреслау. Показания свидетелей, участников нападения на арестантский фургон, обвиняли капитана Мока.

Он был отстранен от служебных обязанностей и передан в распоряжение прокурора Фолькстрибунала в Бреслау.

Независимо от того, кто был виновником этого самосуда, мы имеем дело с мотивом «одинокого мстителя», четко контрастирующего с мотивом линча, который сейчас обсудим».

Мок перестал читать и слушал далее перевод стенографических заметок:

— Вы одинокий мститель, единственный справедливый. Вы должны найти убийц моей Берты. Сжальтесь надо мной. Убейте убийцу, так как вы убили извращенца Роберта. Неужели я была недостаточно милосердна, чтобы добиться вашего милосердия?

Сейчас преувеличивает, подумал Мок, сравнила меня с Богом. Он почувствовал во рту отвращение. Встал, чтобы попрощаться. Тогда графиня опустилась перед нем и сложила руки, как для молитвы. Подняла к нему тусклые серые глаза и сложила губы для каких-то невысказанных слов. Ее полные губы были уже синие. Умоляющие немые заклинания привели к тому, что к ним прилила кровь. Из конопляной веревки высунулись пряди светлых волос.

Мок не мог оторвать глаз от коленопреклоненной у его ног женщины с растрепанными волосами. На мгновение он увидел свои короткие, толстые пальцы, как вцепляются в ее волосы и притягивают ее голову к себе. Он почувствовал себя неловко.

Демон нетерпения куда-то исчез, а вместо него в его голове и чреслах проснулся совсем другой демон.

Мок прогнал его тихим проклятием и повернулся, чтобы уйти. Графиня обхватила его под коленями, а ее волосы еще больше растрепались. Графиня застыла, а Мок съежился и одернул мундир, чтобы хоть немного скрыть свои истинные чувства в отношении графини Гертруды фон Могмиц.

— Хорошо, — сказал он вслух и вздохнул с облегчением, когда графиня его пустила. — Я найду этого ублюдка и брошу к вашим ногам. Начинаю расследование.

Затем вошла охранница Хелльнер, объявляя конец свидания, без слов схватила графиню за шею и потянула ее к себе. Моку казалось, что садизм доставляет рябой охраннице извращенное удовольствие. Все было греховным и непристойным. Даже движение руки профессора Брендла, когда тот пододвинул по столу ключи от мотоцикла, объявляя Моку, что сам он останется тут, а мотоцикл больше пригодится капитану во время объявленного расследования, даже это движение руки показалось ему непристойным.

Садясь на мотоцикл, он чувствовал еще вредоносных демона в облегающих и слишком узких в бедрах брюках от мундира.

Затем хлынул густой весенний дождь.

Мок поставил лицо к небу, гремящему бомбами, и успокоил мысли. Застегнул аж под шеей кожаный плащ, поправил очки, а на шляпу надел клеенчатый щиток от дождя.

Мотоцикл цундапп был непослушный и закидывался немного на скользкой мостовой Маркишештрассе. Капитан овладел им быстрее, чем своими мыслями. Эти тоже вернулись в норму, соответствующую его возрасту. Эберхард Мок задушил в конце концов демона и почувствовал смутную печаль, вызванную не угрызениями совести, которые говорили бы ему: «Старый развратник, перед тобой умоляя стояла на коленях несчастная женщина, а ты воображаешь себе дикий с ней разврат, эта несчастная женщина просила найти убийцу самого близкого ей существа, а ты соглашаешься, воображая, что разврат будет благодарностью с ее стороны».

Голос совести вовсе не шептал Моку: «Ты скотина, уже в момент дачи обещания ты знал, что его не выполнишь — как обычно, как обычно». Голос совести говорил что-то совершенно другое.

На Фрайбургерштрассе небо плеснуло бомбами. В доме, в котором находилось прекрасно знакомое Моку детективное агентство Теодора Борка, взорвался газ и обрушил каркас дома. Окна лопались, а на баке мотоцикла, за которым укрылся капитан, разбрызгалось стекло и осколки от окон, создавая своеобразный острый туман.

Дом завалился медленно и величественно, трубы урчали и плевали вокруг водой, кафель в печах отрывался от своих швов, пружины пробивали поверхность диванов, дымоходы стреляли сажей, а пыль поднималась с земли белыми и черными полосами.