Крепость - [166]
Вынужденные походы к воде давались теперь с трудом, всё сложнее стало брести впотьмах по ходам из церкви в первую пещеру. Он подолгу стоял, прислонившись к стене, восстанавливая равновесие, его шатало из стороны в сторону, как лист на ветру, и лишь добравшись назад, он обретал покой и легкость, словно здесь было его истинное место. Видения, цветные картинки, нарисованные воображением, обрывки летописных статей всё больше вытесняли из памяти образы реальной жизни, они были нужны ему теперь, как ребенку сказка на сон грядущий. Голова всё чаще склонялась на грудь, почему-то тянула всё тело вперед, к коленям, а черная и густая каменная смола падала и падала с потолка, и он не обращал на нее уже никакого внимания. Смола покрыла его голову и плечи, стекала на грудь и густела, превращая его в живой сталагмит, в подобие трилобита, чей хитиновый экзоскелет застыл в известняке, став его микроскопической частью с тех пор, когда вся земля в здешних широтах еще была теплым морем. Скрюченный наподобие эмбриона, он не испытывал ни холода, ни голода, и нет-нет да вспыхивали перед глазами непонятные искры, и ему казалось тогда, что он сидит около костра, и лицо начинало ощущать ласкающий его жар.
Потом наступила полная темнота, неожиданно и тяжело навалилась на плечи, сжала сердце, отчего оно заколыхалось в испуге, сбиваясь с уверенного ритма, и забилось медленней. Затем в глазах вспыхнул красный огонь, и яркие кольца света начали отдаляться, отдаляться, пока не затерялись где-то вдалеке уже насовсем.
Эпилог
Догадался обо всём Димка. Услыхав как-то в середине июня разговор начальников о готовящейся совместной с Мальцовым экспедиции, он на радостях бросился в Крепость, считая, что разногласия улажены и всё возвращается на круги своя. В пустом, открытом доме Ивана Сергеевича не нашел, зато обнаружил полевой дневник с записями. Димка сумел оценить значимость открытия и поверил в него, но около Никольской башни ничего не обнаружил, кроме прибитых дождями варварских следов бульдозера. Поговорил с Любовью Олеговной: с того дня она Мальцова не видела, хотя до этого встречала каждый день. Получалось, что археолог как сквозь землю провалился. Почуяв неладное, Димка рванул в «Стройтехнику», вывалил на бортниковский стол дневник Мальцова и убедил Степана Анатольевича послать в Крепость экскаватор и начать поиски пропавшего ученого под землей.
Мальцова нашли и спешно похоронили в семейной могиле на котовском погосте. Бортников дал грузовик и автобус, но сам на погребение не поехал, отрядив вместо себя Николая. Сталёк выкопал могилу, Лена положила на холмик пучок живых цветов, Нилов, приехавший из Москвы, пообещал немногим собравшимся, что вскоре издаст книгу Ивана Сергеевича, назвал ее очень талантливой, открывающей новые горизонты в науке. На этих словах Нина вдруг разрыдалась и убежала в кусты сирени, Калюжный пошел за ней, но вернулся один, подавленный стоял в стороне и курил сигареты, одну за одной, а потом напился на скудных кладбищенских поминках и всю обратную дорогу громко храпел.
Проект реконструкции на время отложили: министерству пока не удалось окончательно согласовать его с охранными структурами. Полиция завела уголовное дело, но почему-то свидетельские показания Любови Олеговны в нем отсутствовали. Маничкин вышел сухим из воды, свалив всё на таджика, получившего на следующий день после проведения работ в Крепости строгий выговор и расчет. Фарход, смекнув, к чему клонится дело, собрал манатки и улетел в родной Таджикистан, и больше в Деревске его не видели.
Вскоре начались крымские события – деньги, заготовленные на реставрацию Крепости, уреза́ли, уреза́ли, пока не уре́зали совсем.
«Стройтехника» выделила средства, и под руководством Нины и Калюжного провели раскопки, уровень культурного слоя у стены понизили до первоначального. Обнаружились и остатки старинной кладки в основании Никольской башни. Ученые заспорили: одни называли ее останками зимней церкви, другие «предбашней», что, впрочем, не сильно меняло суть дела. В пещерный лабиринт и в церковь провели электрический свет, кое-что подлатали, повесили на входе железную дверь, а ключ от нее передали епархии, взявшей управление церковно-туристическим объектом в свои руки.
Через год при большом стечении представителей министерства, публики, прессы, духовенства и ученых Степан Анатольевич Бортников открыл мемориальную доску на стене Никольской башни. На белой известняковой плите блестели золотые буквы: «Здесь в 2013 году известным археологом и ученым-краеведом города Деревска Иваном Сергеевичем Мальцовым была обнаружена первая на Руси Романодавидовская церковь первой половины ХI века, построенная и освященная святым Ефремом».
Сам митрополит отслужил торжественный молебен, после чего всё общество перебралось в бортниковский ресторан при гостинице «Дерева», где среди прочих речей неоднократно поминали и прославляли героически усопшего ученого.
Димка, присутствовавший на банкете, подслушал разговор двух крупных церковных чинов.
– Правда ли, отче, что ученого нашли с ног до головы умащенного миром?
Уже тысячу лет стоит на берегах реки Волхов древнейший русский город – Новгород. И спокон веку славился он своим товаром, со многими заморским странами торговали новгородские купцы. Особенно ценились русские меха – собольи куньи, горностаевые, песцовые. Богател город, рос, строился. Господин Велики Новгород – любовно и почтительно называли его. О жизни древнего Новгорода историки узнают из летописей – специальных книг, куда год за годом заносились все события, происходившие на Руси. Но скупы летописи на слова, многое они и досказывают, о многом молчат.
История русской женщины, потоком драматических событий унесенной из Средней Азии в Россию, противостоящей неумолимому течению жизни, а иногда и задыхающейся, словно рыба, без воздуха понимания и человеческой взаимности… Прозвище Рыба, прилипшее к героине — несправедливо и обидно: ни холодной, ни бесчувственной ее никак не назовешь. Вера — медсестра. И она действительно лечит — всех, кто в ней нуждается, кто ищет у нее утешения и любви. Ее молитва: «Отче-Бог, помоги им, а мне как хочешь!».
В маленьком, забытом богом городке живет юноша по прозвищу Хорек. Неполная семья, мать – алкоголичка, мальчик воспитывает себя сам, как умеет. Взрослея, становится жестоким и мстительным, силой берет то, что другие не хотят или не могут ему дать. Но в какой-то момент он открывает в себе странную и пугающую особенность – он может разговаривать с богом и тот его слышит. Правда, бог Хорька – это не церковный бог, не бог обрядов и ритуалов, а природный, простой и всеобъемлющий бог, который был у человечества еще до начала религий.
Два отважных странника Рудл и Бурдл из Путешествующего Народца попадают в некую страну, терпящую экологическое бедствие, солнце и луна поменялись местами, и, как и полагается в сказке-мифе, даже Мудрый Ворон, наперсник и учитель Месяца, не знает выхода из создавшейся ситуации. Стране грозит гибель от недосыпа, горы болеют лихорадкой, лунарики истерией, летучие коровки не выдают сонного молока… Влюбленный Профессор, сбежавший из цивилизованного мира в дикую природу, сам того не подозревая, становится виновником обрушившихся на страну бедствий.
Сюжеты Алешковского – сюжеты-оборотни, вечные истории человечества, пересказанные на языке современности. При желании можно разыскать все литературные и мифологические источники – и лежащие на поверхности, и хитро спрятанные автором. Но сталкиваясь с непридуманными случаями из самой жизни, с реальными историческими фактами, старые повествовательные схемы преображаются и оживают. Внешне это собрание занимательных историй, современных сказок, которые так любит сегодняшний читатель. Но при этом достаточно быстро в книге обнаруживается тот «второй план», во имя которого все и задумано…(О.
Петр Алешковский (1957) называет себя «прозаиком постперестроечного поколения» и, судя по успеху своих книг и журнальных публикаций (дважды попадал в «шестерку» финалистов премии Букера), занимает в ряду своих собратьев по перу далеко не последнее место. В книге «Владимир Чигринцев» присутствуют все атрибуты «готического» романа — оборотень, клад, зарытый в старинном дворянском имении. И вместе с тем — это произведение о сегодняшнем дне, хотя литературные типы и сюжетные линии заставляют вспомнить о классической русской словесности нынешнего и прошедшего столетий.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.
Роман Сенчин – прозаик, автор романов «Елтышевы», «Зона затопления», сборников короткой прозы и публицистики. Лауреат премий «Большая книга», «Ясная Поляна», финалист «Русского Букера» и «Национального бестселлера». Главный герой нового романа «Дождь в Париже» Андрей Топкин, оказавшись в Париже, городе, который, как ему кажется, может вырвать его из полосы неудач и личных потрясений, почти не выходит из отеля и предается рефлексии, прокручивая в памяти свою жизнь. Юность в девяностые, первая любовь и вообще – всё впервые – в столице Тувы, Кызыле.
Евгений Водолазкин в своем новом романе «Брисбен» продолжает истории героев («Лавр», «Авиатор»), судьба которых — как в античной трагедии — вдруг и сразу меняется. Глеб Яновский — музыкант-виртуоз — на пике успеха теряет возможность выступать из-за болезни и пытается найти иной смысл жизни, новую точку опоры. В этом ему помогает… прошлое — он пытается собрать воедино воспоминания о киевском детстве в семидесятые, о юности в Ленинграде, настоящем в Германии и снова в Киеве уже в двухтысячные. Только Брисбена нет среди этих путешествий по жизни.
Евгений Водолазкин – прозаик, филолог. Автор бестселлера “Лавр” и изящного historical fiction “Соловьев и Ларионов”. В России его называют “русским Умберто Эко”, в Америке – после выхода “Лавра” на английском – “русским Маркесом”. Ему же достаточно быть самим собой. Произведения Водолазкина переведены на многие иностранные языки.Герой нового романа “Авиатор” – человек в состоянии tabula rasa: очнувшись однажды на больничной койке, он понимает, что не знает про себя ровным счетом ничего – ни своего имени, ни кто он такой, ни где находится.
Роман Евгения Водолазкина «Лавр» о жизни средневекового целителя стал литературным событием 2013 года (премии «Большая книга» и «Ясная Поляна»), был переведен на многие языки. Следующие романы – «Авиатор» и «Брисбен» – также стали бестселлерами. «Соловьев и Ларионов» – ранний роман Водолазкина – написан в русле его магистральной темы: столкновение времён, а в конечном счете – преодоление времени. Молодой историк Соловьев с головой окунается в другую эпоху, воссоздавая историю жизни белого генерала Ларионова, – и это вдруг удивительным образом начинает влиять на его собственную жизнь.