Крепкий Турок. Цена успеха Хора Турецкого - [32]

«Наверное, Мишу это обижает, но честно признаюсь, я не смотрела на него, как на музыканта, на творческого человека, — откровенничает Лиана. — Я не то что не являлась тогда поклонницей его коллектива, но даже ничего о нем не знала. На тот концерт в Далласе, где мы познакомились, пришлось пойти вместе с дочкой и племянницей из уважения к папе. Все-таки он его организовывал. Хотя у меня имелись другие планы на вечер. Но для отца привоз артистов из России был любимым хобби. Он вырос на русской эстраде, скучал по ней. А в Далласе не сформировалось большой русскоязычной диаспоры, как в Чикаго или Нью-Йорке, и туда русские артисты не приезжали. Тогда папа сам взялся решить этот вопрос, взвалил на себя функции промоутера, хотя работал в Америке совсем в другой сфере — инженером-менеджером в компании Alcatel.

В США, как известно, все, что из России, — русское, в том числе, камерный еврейский хор. Поэтому отец его и пригласил, хотя ничего эстрадного, кроме „Мурки“ у них в репертуаре тогда еще не было. Преимущественно — духовная музыка. Солисты одеты в длинные костюмы, талесы. Молодую девушку это, скажем так, не слишком заводило. И на концерте Турецкий не произвел на меня впечатления. А потом, за кулисами, нас представили друг другу…»

«На меня, как артиста, который провел месяц на гастролях, внешний вид Лианы — ее высокий каблук и открытый живот — произвел неизгладимое впечатление», — десятилетием позже доходчиво разъяснил Михаил в одном из интервью свое состояние в миг знакомства с будущей супругой.

«Он оказался настырным и упорным, — продолжает Лиана. — Буквально сразу принялся настаивать, что нам нужно поехать куда-нибудь попить кофе. А на дворе почти ночь была. Попыталась ему объяснить: что это Америка, после 11 вечера практически все рестораны закрыты. Но Миша продолжал уговаривать. Я согласилась: „Ладно, поехали. Попробую отвезти вас куда-то, где еще подают кофе“. Обращалась к нему на „вы“. Для меня это был человек, намного меня старше, к тому же русский. Короче, существовали нюансы…

Кофе пили втроем: я с дочкой и Турецкий. Он много говорил. Затем попросился ко мне в гости, поняв, что я девушка самостоятельная и независимая. Это нереально, — ответила я. — Вас, дорогой человек, никто потом не отправит оттуда в гостиницу, а моему ребенку нужно спать. Но Мишино „вероломство“ дало результат — пришлось все же пригласить его к себе. И лишь глубоко за полночь, а скорее под утро, я вызвала ему car service, чтобы он уехал в отель. Сарина в тот час уже давно спала…

Прежде чем сесть в такси, Миша предложил мне отправиться с ним дальше в американский тур. Я отказалась, поскольку приучена разделять работу и частную жизнь. Нас в Америке воспитывали чуть иначе, чем русских. Для отдыха есть несколько недель отпуска, а спонтанно бросить все дела и поехать в путешествие, развлекаться — не в моих правилах. И вообще, наше первое свидание не оставило во мне глубокого следа. Но через пару дней Турецкий позвонил из Чикаго, потом из другого города. Наши телефонные разговоры стали регулярными. Один из них длился едва ли не шесть часов!

О чем мы столько времени говорили? Трудно ответить. Ни о чем и обо всем, не касаясь личных отношений. Миша рассказывал о ребятах из хора, о том, как проходит тур, я — о своих бытовых делах, бизнесе. Постепенно я открывала в нем мужчину, определяла его человеческие качества. С ним было интересно общаться.

И в этих разговорах он меня „приговорил“. Я не из тех женщин, которым нужен условный Шварценеггер. Внешность, телосложение никогда меня в мужчинах сильно не интересовали. Важно внутреннее содержание, насколько он может меня увлечь. У Турецкого этого получилось. То, что мы столь долго общались по телефону, почти не зная друг друга, то, что у нас совпадали взгляды на многие вещи, не возникало споров, мы мыслили и чувствовали в одной тональности, меня ничего не раздражало — сыграло главную роль. Он, кстати, не упоминал в тех разговорах о своем участии в туре с Кобзоном, не бравировал другими звучными именами. Миша понимал: меня этими понтами не купишь. Я чуть-чуть другой человек, не воспитывавшийся на чинопочитании, преклонении перед сильными мира сего и т. п. В общем, когда Турецкий опять, после финального концерта тура в „Карнеги-холл“, вернулся ко мне в Даллас, у нас начался серьезный роман. Мы решили жить вместе. Для этого либо Михаил должен был переехать в Америку, либо я в Россию.

В США у меня было все прекрасно, отличная работа, собственный двухэтажный дом. Это благополучная страна. Казалось бы — выбор очевиден. Но мужчина всегда должен ощущать себя мужчиной. Подкаблучник мне не нужен. Если бы Турецкий переехал в Америку, чтобы он там дальше делал? Я бы занималась бизнесом, а Миша просто жил в моем красивом домике. Через год он бы мне надоел, и каждый из нас принялся бы подыскивать себе новую пару. Мужчина, в моем понимании, должен быть неким гарантом для семьи, для женщины. А жена может ему помогать».

Старшее поколение Лианиных родственников, в частности дедушка, скептически оценили романтический порыв внучки: какая еще Россия, зачем муж-артист? А ее отец, как две капли воды похожий на Кобзона (вот же везет Турецкому на символичные знаки судьбы), честно предупредил будущего зятя, что с характером своей избранницы он еще намается. Влюбленных тем не менее ничто не остановило. Преодолев массу бюрократических сложностей (один лишь вывоз в Россию маленькой Сарины, удочеренной Михаилом, потребовал изрядных усилий), молодая семья перебралась в Москву.