Посвящается Дмитрию «Айсману» Дедовских
Этим летом случайно, от нечего делать, попал на концерт «АукцЫона»… От увиденного и услышанного получил такой сильный культурный шок, что потом не мог уснуть всю ночь. А на утро понял, что в моей жизни что-то изменилось…
Я, конечно, и раньше слышал, что есть, мол, такая группа, «АукцЫон», и даже слышал саму группу, но как-то не воспринимал их серьезно. Это нужно было видеть живьем!
Потом сходил на сольное выступление Леонида Федорова (уже целенаправленно). Я, конечно, и раньше слышал, что есть, мол, такой исполнитель, Леонид Федоров, и даже слышал что-то из его сольного творчества, но то, что я увидел, превзошло все ожидания! Что он вытворяет с одной гитарой и голосом! И дело не в каких-то там немыслимых переборах по всему грифу, наоборот, песня — два-три аккорда. Но каких! Откуда он берет эти звуки?! Федоров напоминает шамана с бубном, который впадает в транс и говорит на только ему понятном языке. Творчество Леонида Федорова — это не столько красиво, сколько мощно. Это как Ниагарский водопад, как Гималаи, как гроза в начале мая…
Реплика, найденная в ЖЖ в 2007 г.
У меня было три этапа отношения к «АукцЫону». Сначала я почувствовал, что это экзотически интересно. Затем их энергия показалась мне нездоровой, не полезной людям. Она меня напугала и заставила от «АукцЫона» надолго отшатнуться. И наконец, много позже, внимательно послушав Ленины песни, я понял, что он очень большая величина. Настоящий гений. А в целом «АукцЫон» — это фрики. И раньше, и теперь. Если они перестанут быть фриками, то какие же фрики у нас останутся?
Борис Гребенщиков, за чашкой утреннего кофе в московском клубе «Б1», осень 2009 г.
«Милый мой, зачем мне все помнить?»
«АукцЫон» — это хохот отчаяния и свобода навзрыд, прошитые мелодиями из ниоткуда в никуда.
Не больно вольно дотоле,
Доколе воля больна.
Бывают разные воли,
А боль бывает одна…
Голову рукою обернуть.
Нет тебе покоя.
Все тебе чего-то не найти,
Что-то не вернуть…
Между этими песенными «аукцыоновскими» строфами — более десятилетия. Они из, скажем так, раннего и зрелого периодов группы. А еще семь зим спустя, в 2007-м, Леня Федоров, с нестираемой полуулыбкой на лице, стремглав бегущий вдаль от изученных форм, от любых «куплетов-припевов», «квадратов», от ямбов, если хотите, и дактилей, — а заодно от минимальной даже медийности, героики, — рассказал, нет,
пропел, промурлыкал, проголосил словами Димы Озерского, провидением посланного ему в пожизненные попутчики-соавторы, что
Голова в петле, а ужин на столе.
Ты моя беда.
Голова летела по параболе.
Что за ерунда.
Думать нелегко, верить тяжело.
Все, что не было со мной,
Было и прошло.
И выходит, сколь ни рос, ни взрослел, ни матерел «АукцЫон», как ни искал (и продолжает искать) Федоров «музыки, которой нет», поэтов «холодных как лед», бесстрастных стихов, а лучше даже текстов, таких, что вовсе не стихи, — сакральный, предельно чувственный, не просчитываемый, одинокий, добрый, беззащитный и несгибаемый, по-христиански радостный, корневой мотив «АукцЫона» звучит на всем его пути. С первых шагов группы под сенью питерского рок-клуба до нынешних дней, когда многие уже отпраздновали ее двадцатипяти- и даже тридцатилетие.
Хронологию можно вести по-разному. А вот историко-художественное резюме, по-моему, очевидно одно: составляя перечень имен, позволяющих русскому року сделаться легитимной частью искусства, «АукцЫон» надо упоминать непременно.
Когда-то, в одном из музыкальных журналов, я назвал «АукцЫон» «коллективным Пьеро без занудства и деструктивной тоски». Но с тем же процентом ассоциативной точности «АукцЫон» можно представить
ушедшим ото всех Колобком, шаловливым Карлсоном, независимость коего реалисты и ханжи принимали исключительно за вредоносное или бессмысленное озорство, искателем счастья Маленьким Муком, не вписавшемся в обывательские стереотипы и местечковые нравы, и еще много кем. Важнее, однако, что в «АукцЫоне» действительно никогда не было скуки, занудства, строгих правил, одинаковости. Оттого и не определил его никто в конкретную стилевую нишу.
С этим бэндом вообще непонятно что делать. Плакать, смеяться, погружаться в транс, впадать в экстаз, прислушиваться, исследуя каждую фразочку и звук, или «употреблять» целиком, не разбирая на компоненты? Кто они, «аукцыонщики», в конце концов, такие: клоуны, феерические менестрели, психи, анатомы музыки? Впрочем, а на фига это определять и знать? Зачем препарировать чудо?
Их сейчас в группе, на секундочку, девять человек (включая преданного команде звукорежиссера Михаила Раппопорта и примкнувшего к «АукцЫону» контрабасиста-авангардиста Владимира Волкова), и никто толком ничего из прошлого не помнит, кроме, как сами они считают, Олега Гаркуши, беспробудно бухавшего половину «аукцыоновской» истории. Гаркундель, видимо, однажды осознал, что если не он, то кто же, и на заре нулевых, по трезвости, накатал лаконичные мемуары «Мальчик как мальчик», посвятив их центральную часть своеобразной летописи «АукцЫона» (до выхода книги, которую вы сейчас читаете, труд Олега был единственным опытом подробного повествования об истории «Ы»).
![Решения. Моя жизнь в политике [без иллюстраций]](/storage/book-covers/72/72da1766d49c9bb136c26193c60df799dd298cfb.jpg)
