Крепкая подпись - [58]
Комендант помолчал, обдумывая что-то свое, потом спросил:
— А у вас эти самые… приспособления… или как их назвать… с собой?
Собеседник полез в карман, достал свернутый сантиметр, огрызок карандаша, растрепанную записную книжицу.
— Вот они, приспособления! Больше ничего не требуется… Снимем мерку, запишем для памяти, а уже потом, когда раскроим материал да сметаем, тогда будет первая примерочка…
— Та-а-ак! — протянул комендант. — Я-то по этим делам не спец. Уже сколько лет состою на казенном довольствии… Вот еще царский донашиваю… — Он поглядел на свой матросский бушлат. — Слыхал, конечно, и пословицу: семь раз примерь, один раз отрежь, и все такое… А нельзя ли иначе? Раз — отмерил, раз — отрезал, — и пошла работа!
— Шить без примерок не положено, — наставительно ответил портной. — Примерка натурально показывает всю видимость одежды. Где подложить ватки, где распустить или убавить!.. От фигуры тоже зависит много. У кого какая фигура… Вы не думайте, что на кавалера шить легче… Иной мужчина капризнее дамы!
— А бывает все-таки, что шьют с одной мерки? — продолжал допытываться комендант.
— Все бывает, — уклончиво ответил портной. — Но уж это… когда вот так! — Он провел рукой по горлу. — А на кого будем шить, вы, товарищ комендант, извиняюсь, так и не сообщили…
Комендант прокашлялся. Чувствовалось, что у него еще нет готового ответа на этот вопрос. Он вытянул из кармана кисет, свернул цигарку, долго возился с зажигалкой. И тут, по-видимому весьма кстати, затрещал телефон. Комендант рывком бросился к аппарату, но тотчас же на лице его изобразилась досада. Отдав распоряжение насчет разгрузки какой-то платформы, он пригрозил, что сам придет проверить.
— А должность у вас всесторонняя! — уважительно заметил портной. — Долго ли мы шли с вами от ворот, а сколько народу к вам обращается…
Комендант охотно согласился с ним. Он заметно старался быть любезным хозяином, но это ему не очень удавалось. То он вскакивал со стула и начинал крупно шагать по комнате, то с беспокойством поглядывал на стенные часы.
Звонок!
Знакомый, металлический четкий голос, точно печатая каждое слово, произнес:
— Товарищ комендант?.. Сейчас мы с Феликсом Эдмундовичем идем к Ильичу на квартиру! Минут через десять приходите туда с вашим товарищем! Мы ждем…
На этот раз комендант сразу повесил трубку и как-то боком взглянул на своего посетителя. Что же все-таки делать? Сказать сейчас или, что называется, в последнюю минуту?!
Пока он раздумывал, большая стрелка на часах вздрогнула и перескочила на целое деление. Он заторопился.
На улице было солнечно, чуть морозно. Ярко поблескивал сквозь поредевшую снежную шапку купол собора, мимо которого они шли. Как и всюду, кремлевские мальчишки играли в снежки. Ехали самые обыкновенные подводы с дровами.
— Ну вот, мы и на месте… Тут, можно сказать, близко… рукою подать! — Комендант говорил чрезвычайно ровным, спокойным голосом. — А шить мы с вами будем на Ленина… на Владимира Ильича… Костюм… то есть тройку…
— Шутите?! — выдохнул портной.
— Нет, не шучу! — ответил комендант. — На самом деле… Да вы не волнуйтесь. Фигура у Ильича подходящая… Росту, правда, невысокого, но прямой, плотненький…
— Разве я про фигуру думаю? — вырвалось у портного. — Эх!..
Комендант взял его под руку:
— Не обижайтесь… Не сказал раньше, чтобы вам… поспокойнее. А волноваться не надо. У Владимира Ильича все просто…
— А чего же вы сами так волнуетесь, товарищ комендант?! Думаете, я не замечаю… Я с самого начала замечаю!
Комендант нахмурился:
— Не отрицаю!.. Имеет место!.. Но только по другому обстоятельству… Тут другая есть линия. — Он нахмурился еще больше, чувствуя, как неубедительно звучат его слова, — Нету времени рассказывать, понимаете, нету…
После покушения на заводе Михельсона Ленин приступил к работе раньше, чем позволило ему здоровье. Врачи потребовали, чтобы он сделал перерыв и уехал в Горки. Пользуясь этим обстоятельством, решено было произвести на квартире Ульяновых ремонт.
— Тяните, тяните с ремонтом, — говорил Свердлов коменданту. — Грех упустить такой редкий случай! Пусть еще несколько дней подышит воздухом…
Комендант тянул. Но как это было трудно! Первое время с Горками не было телефонной связи, а ему частенько приходилось ездить к Ленину с разными поручениями. Владимир Ильич каждый раз нетерпеливо расспрашивал, как идет дело с ремонтом. Комендант отвечал, что вообще-то, так сказать, ремонт, конечно, идет, но задерживает нехватка материалов, время трудное, то одного нет, то другого нет…
Почувствовав себя лучше, Ленин стал особенно нетерпелив. Все труднее становилось отговариваться нехваткой материалов и прочими мифическими причинами. Как-то, во время очередного объяснения, Владимир Ильич вдруг резко прервал его:
— Знаете, батенька, хватит! Ремонт закончен! Я это выяснил! Завтра с утра я буду в Москве! И передайте об этом Якову Михайловичу!.. Я ведь знаю, кто вас инструктирует, — добавил он, пронзительно глядя на коменданта.
Комендант слушал, виновато моргая, лицо у него было скорбное, он как бы полностью осознавал свой проступок. Но прошло немного времени, и он бодро взялся за практическое выполнение нового «заговора», который опять возглавил Свердлов, привлекший еще и Феликса Эдмундовича Дзержинского.
Второй том новой, полной – четырехтомной версии воспоминаний барона Андрея Ивановича Дельвига (1813–1887), крупнейшего русского инженера и руководителя в исключительно важной для государства сфере строительства и эксплуатации гидротехнических сооружений, искусственных сухопутных коммуникаций (в том числе с 1842 г. железных дорог), портов, а также публичных зданий в городах, начинается с рассказа о событиях 1842 г. В это время в ведомство путей сообщения и публичных зданий входили три департамента: 1-й (по устроению шоссе и водяных сообщений) под руководством А.
В 1940 году в Гааге проживало около восемнадцати тысяч евреев. Среди них – шестилетняя Лин и ее родители, и многочисленные дядюшки, тетушки, кузены и кузины. Когда в 1942 году стало очевидным, чем грозит евреям нацистская оккупация, родители попытались спасти дочь. Так Лин оказалась в приемной семье, первой из череды семей, домов, тайных убежищ, которые ей пришлось сменить за три года. Благодаря самым обычным людям, подпольно помогавшим еврейским детям в Нидерландах во время Второй мировой войны, Лин выжила в Холокосте.
«Весна и осень здесь короткие» – это фраза из воспоминаний участника польского освободительного восстания 1863 года, сосланного в сибирскую деревню Тунка (Тункинская долина, ныне Бурятия). Книга повествует о трагической истории католических священников, которые за участие в восстании были сосланы царским режимом в Восточную Сибирь, а после 1866 года собраны в этом селе, где жили под надзором казачьего полка. Всего их оказалось там 156 человек: некоторые умерли в Тунке и в Иркутске, около 50 вернулись в Польшу, остальные осели в европейской части России.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Дневники Максимилиана Маркса, названные им «Записки старика» – уникальный по своей многогранности и широте материал. В своих воспоминаниях Маркс охватывает исторические, политические пласты второй половины XIX века, а также включает результаты этнографических, географических и научных наблюдений. «Записки старика» представляют интерес для исследования польско-российских отношений. Показательно, что, несмотря на польское происхождение и драматичную судьбу ссыльного, Максимилиан Маркс сумел реализовать свой личный, научный и творческий потенциал в Российской империи. Текст мемуаров прошел серьезную редакцию и снабжен научным комментарием, расширяющим представления об упомянутых М.
Виктор Гюго — имя одновременно знакомое и незнакомое для русского читателя. Автор бестселлеров, известных во всём мире, по которым ставятся популярные мюзиклы и снимаются кинофильмы, и стихов, которые знают только во Франции. Классик мировой литературы, один из самых ярких деятелей XIX столетия, Гюго прожил долгую жизнь, насыщенную невероятными превращениями. Из любимца королевского двора он становился политическим преступником и изгнанником. Из завзятого парижанина — жителем маленького островка. Его биография сама по себе — сюжет для увлекательного романа.