Крепкая подпись - [60]
— Суконце? — повторил Ленин, будто вслушиваясь, как звучит это слово. — Ах, суконце! — И сразу же повернулся к коменданту. — А позвольте узнать, откуда взялось это суконце?! На какие средства?!
Комендант выступил вперед:
— Владимир Ильич! Вот… слово мое! Вы сами в курсе дела!.. Выдавали мануфактуру. По десять аршин на члена профсоюза… Договорились с Надеждой Константиновной и Марией Ильиничной на замен вместо мануфактуры — материал на костюм… Неравноценно получилось! Сами слышали, что сукно не первостатейное… Надо было хоть немного мануфактуры оставить, по справедливости это, а Надежда Константиновна ни за что… Куда там!..
Ленин слушал его, точно прикидывая — верить или нет.
— Учтите, что я проконтролирую вас строжайшим образом! И если тут что-нибудь не так, вам несдобровать! Вы у меня на замечании…
— Да Владимир Ильич!.. — с жаром воскликнул комендант и даже пристукнул себя кулаком по тельняшке. — Да я…
Ленин, сощурясь, смотрел на него и вдруг, без всякого перехода, громко рассмеялся.
— Так вы, стало быть… все мое семейство… втянули в заговор… — говорил он, вытирая ладонью глаза. — Заговоры, заговоры — один за другим! Просто не знаю, что делать!
АВАНГАРД КУЗЬМИЧ
При чем расстоянья —
Союз заключен
На жизнь, на смерть, на сон!
Н. Тихонов
В кабинет председателя Ревкома товарища Крупатких вошел низенький, щуплый парнишка и деловито спросил:
— Звали, товарищ предревкома?!
— Звали! — ответил Крупатких. — Присаживайся, товарищ Авангард!
Тот, кого называли столь звучным именем, уселся в ободранное кожаное кресло, вынул из кармана холщовый кисет, свернул здоровенную «козью ножку» и ловко чиркнул колесиком зажигалки. Даже сквозь сизое облако дыма, окутавшее его, было видно, что он рыж и веснушчат до чрезвычайности.
Казалось, что и все остальное на нем было подобрано под главенствующую масть. Облезлая шапчонка просвечивала рыжинами, когда-то черная кожанка (явно с чужого плеча) порыжела от времени, и даже кобура, висевшая на куске телефонного провода, была какого-то светло-морковного цвета.
На усталом, темном лице председателя Ревкома промелькнула неожиданная озорная улыбка:
— Ну, как дела, товарищ Авангард?! Все покуриваем и дымим? Смотри, никак уши почернели?
Авангард высокомерно улыбнулся и пожал плечами.
— Ого, какой ерш! — сощурился Крупатких. — Кстати, товарищ Авангард, тебе сколько лет?
Авангард нахмурился.
— Скоро шестнадцать! — вызывающе ответил он. — А что?!
— Нет, ничего! — кротко ответил председатель Ревкома. — Очень уж это здорово, когда скоро шестнадцать. — Он повернулся к инструктору военобуча Башкатову, сидевшему рядом на подоконнике. — Вы, кажется, знакомы?
Башкатов — синеглазый, с белокурой бородкой, похожий на былинного доброго молодца — посмотрел на Авангарда и сказал многозначительно:
— Да, бывали отдельные встречи!
Авангард непроницаемо молчал, но можно было ручаться, что вспоминают они сейчас об одном и том же.
По размытой дождями дороге шагает отряд. Идут в худых шинелишках, гимнастерках, рабочих блузах, обмотках, кепках, картузах, несут ружья всех систем: винтовки, карабины, берданки.
Впереди отряда, на длинном некрашеном древке, плетется по ветру кусок кумача с неровными буквами: «Трепещите, наемники капитала!» Из-под шапчонки у знаменосца разлетаются медно-красные пряди, — ступает, точно под военный оркестр, хотя вместо музыки раздается только недружное чавканье грязи под ногами идущих. Он всюду и всегда забегает вперед и потому получил прозвание «Авангард»..
И вдруг позади — выхлопы догоняющего мотоциклета. В подвернутой шинели, забрызганный грязью до бровей, Башкатов соскакивает с седла и подает командиру пакет. Через минуту все становится известно: приказом Ревкома комсомольский отряд возвращается обратно в город. «А в чем дело?! Кто дал право?» — это кричит знаменосец.
И сразу же загомонили остальные, но весь этот разноголосый шум покрыл повелительно-резкий голос Башкатова: «Вы кто такие? Солдаты или… — Он остановился, точно боясь произнести какое-то слишком уже сильное сравнение, и круто закончил: — Приказы не обсуждают, а выполняют! Прекратить митинг! Построиться! Командиры взводов — на место! Шаго-ом-арш!»
— Так вот, дорогой мой Авангард! — сказал Крупатких. — Всё мы знаем, всё понимаем! Идет война, рветесь в бой, считаете, что вас держат в тылу! — Он пристально посмотрел на Авангарда, и тот удивился, с какой непогрешимой точностью прочитаны его мысли. — Могу тебе сказать вот что: не в храбрости вашей мы сомневаемся, не слюнявой жалостью вас жалеем. Дошло бы до такого, — он провел ребром ладони по горлу, — послали бы в самое пекло, как вернейших бойцов… Но, слава богу, не дошло. А сейчас хотим предложить тебе одну работенку — по-моему, ничего себе работенка, подходящая. Как твое мнение, товарищ Башкатов?
— Работенка? — Башкатов улыбнулся отличными белыми зубами. — Работенка, как говорится, не пыльная, по выгодная!
Авангард опасливо посмотрел на них: кажется, опять пошли шуточки! Лучше промолчать…
— Так слушай же! — сказал Крупатких. — Отправляем в Москву четыре вагона продовольствия. В ответ на обращение Ленина! Сопровождает Башкатов… Как, Еремей Петрович, берешь помощника?!
Второй том новой, полной – четырехтомной версии воспоминаний барона Андрея Ивановича Дельвига (1813–1887), крупнейшего русского инженера и руководителя в исключительно важной для государства сфере строительства и эксплуатации гидротехнических сооружений, искусственных сухопутных коммуникаций (в том числе с 1842 г. железных дорог), портов, а также публичных зданий в городах, начинается с рассказа о событиях 1842 г. В это время в ведомство путей сообщения и публичных зданий входили три департамента: 1-й (по устроению шоссе и водяных сообщений) под руководством А.
В 1940 году в Гааге проживало около восемнадцати тысяч евреев. Среди них – шестилетняя Лин и ее родители, и многочисленные дядюшки, тетушки, кузены и кузины. Когда в 1942 году стало очевидным, чем грозит евреям нацистская оккупация, родители попытались спасти дочь. Так Лин оказалась в приемной семье, первой из череды семей, домов, тайных убежищ, которые ей пришлось сменить за три года. Благодаря самым обычным людям, подпольно помогавшим еврейским детям в Нидерландах во время Второй мировой войны, Лин выжила в Холокосте.
«Весна и осень здесь короткие» – это фраза из воспоминаний участника польского освободительного восстания 1863 года, сосланного в сибирскую деревню Тунка (Тункинская долина, ныне Бурятия). Книга повествует о трагической истории католических священников, которые за участие в восстании были сосланы царским режимом в Восточную Сибирь, а после 1866 года собраны в этом селе, где жили под надзором казачьего полка. Всего их оказалось там 156 человек: некоторые умерли в Тунке и в Иркутске, около 50 вернулись в Польшу, остальные осели в европейской части России.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Дневники Максимилиана Маркса, названные им «Записки старика» – уникальный по своей многогранности и широте материал. В своих воспоминаниях Маркс охватывает исторические, политические пласты второй половины XIX века, а также включает результаты этнографических, географических и научных наблюдений. «Записки старика» представляют интерес для исследования польско-российских отношений. Показательно, что, несмотря на польское происхождение и драматичную судьбу ссыльного, Максимилиан Маркс сумел реализовать свой личный, научный и творческий потенциал в Российской империи. Текст мемуаров прошел серьезную редакцию и снабжен научным комментарием, расширяющим представления об упомянутых М.
Виктор Гюго — имя одновременно знакомое и незнакомое для русского читателя. Автор бестселлеров, известных во всём мире, по которым ставятся популярные мюзиклы и снимаются кинофильмы, и стихов, которые знают только во Франции. Классик мировой литературы, один из самых ярких деятелей XIX столетия, Гюго прожил долгую жизнь, насыщенную невероятными превращениями. Из любимца королевского двора он становился политическим преступником и изгнанником. Из завзятого парижанина — жителем маленького островка. Его биография сама по себе — сюжет для увлекательного романа.