Кремлевский кардинал - [33]

Далее он следовал процедуре, разработанной почти тридцать лет назад. Фоули осмотрел шесть проявленных кадров с помощью увеличительного стекла, которым пользуются для изучения слайдов, сделанных 35-миллиметровой камерой. Через несколько секунд он запомнил каждый кадр и начал печатать перевод на своей портативной пишущей машинке. Это была механическая машинка с настолько изношенной лентой, что прочитать что-нибудь по ней было невозможно никому, даже КГБ. Подобно большинству репортеров, Фоули печатал плохо. Ему то и дело приходилось перебивать допущенные опечатки. Бумага, на которой он печатал, была обработана специальным химическим составом, и пользоваться резинкой он не мог. Фоули понадобилось почти два часа, чтобы напечатать перевод. Закончив работу, он еще раз убедился в том, что ничего не пропустил и не сделал серьезных грамматических ошибок. Убедившись в правильности сделанного им перевода, с трепетом, который так и не сумел побороть за все это время, он смял пленку, положил комочек в металлическую пепельницу, поднес к нему спичку, и единственное доказательство существования «Кардинала» превратилось в пепел. Затем Фоули выкурил сигару, чтобы скрыть характерный запах горелого целлулоида, сложил и сунул в карман листы бумаги с напечатанным на пишущей машинке текстом и пошел по лестнице вверх, в посольский центр связи. Там он набросал невинно выглядящее донесение в почтовый ящик 4108, Государственный департамент, Вашингтон: «В ответ на ваш запрос от 29 декабря сообщаю, что отчет по текущим расходам выслан диппочтой. Фоули». Как пресс-атташе, ему часто приходилось оплачивать счета за выпивку в барах со своими бывшими коллегами, глядящими на него свысока. Фоули ничуть на них не обижался за это. В результате ему приходилось писать множество финансовых отчетов о мелких расходах и посылать их для оплаты чиновникам в «Туманное болото», как принято именовать американскую столицу. Его немало забавляло то, что братья по перу прямо-таки из кожи вон лезли, чтобы сделать его прикрытие поубедительнее.

После этого Фоули отправился на поиски дипкурьера посольства. Хотя мало кто знал об этом, этот аспект деятельности посольства США в Москве не менялся с тридцатых годов – здесь всегда находился курьер Госдепартамента, готовый при необходимости выехать с дипломатической почтой в Вашингтон, хотя теперь у него были и другие обязанности. Кроме того, курьер был одним из четырех сотрудников посольства, который знал, в каком правительственном агентстве действительно работает Фоули. Отставной уорент-офицер, он был награжден Крестом за боевые заслуги и имел четыре медали «Пурпурное сердце» за ранения во время эвакуации пострадавших с поля боя во Вьетнаме. Когда он улыбался, эта улыбка была в точности, как у русских, – она раздвигала его губы, но никогда не отражалась в глазах.

– Ты не хотел бы слетать домой сегодня вечером? – спросил Фоули.

Глаза курьера вспыхнули от радости.

– Лететь в Америку, когда в воскресенье розыгрыш Суперклуба по футболу? Шутишь! Когда зайти к тебе? Часа в четыре?

– Да. – Фоули закрыл дверь и вернулся к себе в кабинет. Курьер позвонил в аэропорт и заказал билет на самолет компании «Бритиш эйруэйз», вылетающий в Хитроу в 17.40.

***

Разница во времени между Вашингтоном и Москвой фактически гарантировала, что донесения Фоули поступали в Государственный департамент ранним утром. В шесть утра сотрудник ЦРУ вошел в почтовое отделение Государственного департамента, забрал конверты из дюжины почтовых ящиков и поехал в Лэнгли. Он был старшим офицером в Управлении полевых операций, но больше не мог принимать в них участие из-за ранения, полученного в Будапеште, – уличный хулиган повредил там ему череп, за что разъяренные венгерские полицейские упрятали уголовника на пять лет в тюрьму. Если бы тамошняя полиция знала, кем является американец в действительности, подумал бывший оперативник, хулигана наградили бы орденом. Офицер доставил пакеты в соответствующие отделы и затем отправился в свой кабинет.

Когда Боб Риттер приехал в Лэнгли в 7.25, донесение Фоули лежало у него на столе. Риттер был заместителем директора ЦРУ по оперативной работе. Его епархия, известная как Оперативное управление, охватывала всех сотрудников ЦРУ, занятых оперативной деятельностью, и всех иностранных граждан, завербованных ими в качестве тайных агентов. Донесение, поступившее из Москвы – как правило, оттуда поступало не одно, а несколько, но это было самым важным, – тут же попало в его личный сейф, и Риттер приготовился к инструктажу, проводимому ежедневно в 8.00 ночным дежурным офицером.

***

– Заходите, открыто, – откликнулся сидящий в своем кабинете Фоули, услышав стук в дверь. В комнату вошел курьер.

– Самолет отправляется через час. Нужно спешить.

Фоули выдвинул ящик стола и достал оттуда предмет, похожий на дорогой серебряный портсигар. Он передал его курьеру, и тот осторожно положил предмет в нагрудный карман пиджака. Внутри портсигара были сложены напечатанные Фоули страницы, и там же находилось крошечное пиротехническое устройство. В случае если портсигар пытались открыть не так, как следовало, или он подвергался резкому толчку – скажем, падению на пол, – пиротехническое устройство срабатывало и легковоспламеняющаяся бумага внутри мгновенно превращалась в пепел. При этом мог загореться и костюм курьера, чем объяснялась та осторожность, с которой он опустил «портсигар» в карман пиджака.