Кремлевский джентльмен и Одноклассники - [10]

– Да чего тут непонятного? – удивился Князь. Совсем не чинясь, он, к удивлению Прибалта, закатал рукав френча, и, присев на корточки, шарил в плотном снегу помятого, и забрызганного каплями пролитого вина сугроба. – Ты погорячился, Робертас. И я погорячился. Помаши рукой в камеру. Пусть нам откроют ворота. Сматываться пора.

– Не знал, что ты кого‑то боишься, Князь, – улыбался Прибалт криво, потому что рука еще болела, но смотрел он сверху вниз и довольно нагло: – думал, ты просчитал ходы заранее. Пешка на доске и все такое.

– Когда пешка доходит до последней черты, – спокойно ответил Князь, доставая из сугроба два комка снега – побольше и поменьше, – она может превратиться во что угодно. К этому тоже надо быть готовым.

Комок снега побольше он предупредительно вежливо протянул Юшкаускасу. Как трубку мира протянул, как руку дружбы маленькому, но гордому прибалтийскому народу. Снег налип на спусковом крючке, на раме, но в ствол “Глока” не забился. Хороший у Прибалта пистолет.

– Ты меня… – медленно повторяя эту волшебную фразу, Робертас Юшкаускас обирал холодные ошметки с металла.

Пальцы сразу покраснели, еще бы, давно уже воду из замерзшего колодца таскать не доводилось, подумал литовец. Ботинки все – копец ботинкам, свинская погода, свинские заботы, свинское счастье. Я, понятное дело, не сделаю то, что хочется, что сделал бы с любым другим. Передернуть затвор, ткнуть в рожу стволом, заорать: «Это не твой город, Князь!». Потому что и не мой тоже. Город сам по себе.

– Ладно, поехали, – процедил он сквозь зубы, глядя, как сами собой открываются чугунные ворота: – Только уж ты потом поясни мне, что это за Принц такой, которого даже ты боишься? Чтобы, когда вы доиграете с ним в свои пешечки – королешечки, знать, чей выигрыш.

– Выигрыша не будет, – коротко ответил Князь.

Словно решившись на туповатую школьную шутку, он ткнул ком снега куда‑то под ворот прекрасно пошитого пиджака собеседника. Снег за пазухой, это неприятно, всякий знает. Но через секунду, когда неплотно смятый снежок развалился, Прибалт успел заметить темное стекло отбитого бутылочного горлышка. А в следующую секунду острый осколок вошел ему в подбородок, под язык, и ничего сказать литовец уже не смог. Продолжая сжимать в руке пистолет, он попятился и сел в изрытый сугроб с янтарным пятном от пролитого токайского.

Глава 2 Понедельник. День солнечный

Каждый мой понедельник, если я не в командировке, не в отпуске и не валяюсь в госпитале, начинается одинаково.

– Джентльмены, здрасте! В данный момент меня нет дома, или я немного занят. Но поскольку я вам все равно рад, джентльмены, переведите телефон в тональный режим…

Я не завожу будильник в начале рабочей недели. Во – первых, найти его в навороченном, именном, подаренном под гимн России в одной из палат Кремля смартофоне не представляется возможным. Кстати, подаренном за последнюю командировку на Огненную Землю. А, во – вторых, я точно знаю, что в шесть часов сорок минут услышу мягкое пиликанье, потом щелкнет переключатель автоответчика, и бодрый голос скажет:

– …Наберите «один», если хотите поговорить с моим секретарем и помощником…

Я лежу с закрытыми глазами. Для того и существуют автоответчики – вроде ты есть, а вроде и нет тебя.

– Доброе утро, Принц, – говорит грустный женский голос после звукового сигнала: – я просто хотела слышать твой голос.

Трубку вешают, и я сразу сажусь на диване. Пора просыпаться. Еще двадцать минут до штатной побудки, но это не беда. До того, как варить кофе, можно просмотреть утреннюю почту Принца, и ту, которая связана с Принцем.

Спать я лег всего три часа назад, мышцы еще не остыли. Поэтому, кряхтя, как столетний дед, я встал на руки и десять метров (ни сантиметром меньше) до письменного стола прошел верх ногами. Комната, которую я занимаю, в благословенные годы братства народов предназначалась под директорский кабинет.

Честное слово, я выбирал жилье не из тщеславия, а чтобы поставить приличный турник. И чтобы боксерская груша не стучала по книжному шкафу при каждом ударе. Хватило места и для душевой кабины.

Так – с, встанем на пятки. При этом не будем смотреть на два аккуратно подклеенных конверта с надпечатками «фельдъегерская почта» и «совсекретно». Вот куда уходят часы ночного отдыха. Бывший подполковник ГРУ Сергей Викторович Вихорь до четырех часов ночи сидит над бумажками, а потом, что особенно противно, заклеивает эти солидные, пухлые как взятка господу Богу, конверты. Такие у него теперь должностные обязанности, почтенные, завидные и очень занудные.

Электронной почты оказалось немного. Кроме двух вполне солидных просьб о консультации по промышленному шпионажу и обычных призывов поучаствовать в какой‑нибудь войне оказалось всего два письма, и оба от Отца. Отец просит Принца позвонить. И Отец просит, чтобы я, подполковник Вихорь, поговорил с Принцем о будущем. О том, что пора как‑то определиться. О том, что, в конце концов, надо жить не только для себя, и чтобы Принц ему позвонил!

Это Отец Принцу новую работу нашел. Может быть, даже новое министерство, я в это не вникаю.

Ровно в семь из патрубка пневмопочты со стуком выпала дюралевая капсула со все той же раздражающей наклейкой «совсекретно». Вы видите, будильник мне не нужен. Я потянулся, подошел к окну и, щурясь от морковного сияния над лесом, увидел, как по заросшим травой цементным плитам движется высокая прямая фигура с аккуратно уложенными в кичку волосами. Лотта Карловна Коган изволили пробудиться, изволили напомнить подполковнику Вихорю о его должностных обязанностях, и теперь идут поразвлекаться рыбалкой на утренней зорьке.