Кремлевские тещи - [60]

Вот в таком состоянии «горения» стояла Коллонтай в тот июльский день 1921 года на трибуне Дискуссионного клуба. Свой доклад о партийной этике и морали человека нового общества она закончила следующими словами: «Очень часто приходится наблюдать, что то самое лицо, которое в момент революции проявило себя как герой, совершая подвиги самоотверженности и храбрости, сейчас, в период мирного строительства, выявляет себя совсем с другой стороны, оказывается мелким трусливым человечком, карьеристом, себялюбцем, способным на поступки, которые, казалось бы, совершенно не могут быть свойственны революционному герою».

Коллонтай закончила лекцию под шумные аплодисменты, ответила на вопросы и пешком возвращалась домой. Поднялась в комнату на первом этаже особняка и нашла на столе записку в конверте.

Она подумала, что послание оставил Павел Дыбенко. Но записка была адресована не Александре Михайловне, а Дыбенко. Это было объяснение в любви некоей молодой особы.

Земля в очередной раз ушла из-под ног. Все бесполезно! Можно читать лекции, можно срывать аплодисменты, можно стать известной на весь мир женщиной. Но приходит время — и ты понимаешь только одно: тебя не любят, ты стала ненужной. И все, что ты делаешь, не имеет смысла.

Эмоции управляемы, но половое влечение к кому-то внушить нельзя. Как нельзя и вытравить. Влечение зарождается само по себе, его не предусмотришь.

Кто же была та, что осмелилась перейти дорогу Александре Коллонтай? Это была девушка Валя!

Когда в 1920 году остатки врангелевских войск бежали из Севастополя за границу, во время давки с одного из пароходов, отошедших от причала, была сброшена в море девятнадцати летняя девушка, родители которой остались на пароходе.

Девушку подобрали рыбаки, и вскоре она оказалась в Одессе. Здесь и встретилась с Дыбенко.

У Коллонтай с Валей было общее только одно: и та, и другая по своему социальному положению были выше Дыбенко. И обе эти женщины любили красавца-матроса.

Коллонтай нашла Валину записку… Что же она сделала? Вечером после его возвращения домой Александра Михайловна спокойно сказала ему, что невольно узнала о его романе с Валей, что отныне между ней и Дыбенко все кончено, она уходит от него. И посоветовала, если он действительно любит Валю, связать с ней свою жизнь.

Дыбенко молча поднялся на второй этаж. Через несколько секунд раздался выстрел. С простреленными легкими его увезли в больницу. Рана оказалась очень опасной, но не смертельной.

Александра Михайловна не сразу уехала из Одессы, подождала выздоровления Павла. Потом повторила, что ее решение твердо, она расстается с ним навсегда.

Вскоре после начала работы Коллонтай в Христиании туда приехал Павел Ефимович Дыбенко.

Выйдя из госпиталя, он остался в Одессе на своем посту. Метался, не мог пережить разлуки с Коллонтай. Прислал ей письмо, просил встречи.

Александра Михайловна написала в ЦК, просила разрешения Дыбенко приехать в Норвегию.

Ему дали отпуск на шесть недель «для лечения легких в горах Норвегии».

Коллонтай была рада приезду Павла, но встретила его настороженно. Да и он чувствовал себя не в «своей тарелке». Александра Михайловна проводила все дни в приемах, переговорах, а он ходил как неприкаянный. Через три недели Дыбенко уехал в СССР и, как советовала ему Коллонтай, женился на Вале, но брак был недолгим.

Дружеские отношения с Дыбенко сохранились. Он часто звонил ей в Христианию, а потом и в Стокгольм, когда Коллонтай была назначена послом в Швеции. Они остались друзьями до конца дней его, до лета 1938 года.

Когда Коллонтай прибыла из Осло в Стокгольм с кратковременным визитом, ее сразу же обступили корреспонденты газет, аккредитованных в шведской столице. Журналисту из газеты «Тиденс Тайн» удалось взять у Александры Михайловны интервью, которое опубликовали 9 мая 1930 года под заголовком «Советская некоронованная королева». Один вопрос был задан прямо: «Почему «русскую ферст леди» не посылают в более крупную страну?» Коллонтай, улыбаясь, ответила, что журналист плохой патриот, если он так плохо ценит свою страну.

Тогда он изменил тактику:

«— Не отягощает ли вас министерский портфель?

— Нет, ничего подобного. Это моя жизнь.

— Не чувствуете ли вы себя зависимой от специфических женских слабостей — повышенная чувствительность?

— Нет, это уже слишком устарело для нас, женщин. Подобные чувства можно встретить лишь в юмористических журналах. При исполнении моих служебных обязанностей я чувствую себя совершенно нейтральной, тогда я не женщина и не мужчина, тогда я являюсь представителем государства и народа.

— Но все-таки женщина не может отрицать своего собственного пола?

— Конечно, нет, я даже бабушка, и это считается достаточным признаком женственности. У меня есть трехлетний внук, который недавно посетил меня в Осло. Тридцатилетняя политическая деятельность способствовала уничтожению романтической женственности, если вы подразумеваете именно такого рода женственность. Это, между прочим, касается всех современных женщин и женщин будущего. Наш лозунг — это труд и экономическая независимость.

— Но как же дети, брак?

— Да, время брака, как единственного счастья женщины, на котором она строит свою жизнь, прошло. Брак является второстепенным для женщины молодого государства… Все должно рационализироваться, упрощаться, как вступление в брак, так и развод. Ясли, детские сады будут принимать детей, а интернаты будут продолжать образование и общественное воспитание. Таким образом, дети с раннего возраста покидают семейный очаг и вместо этого получают непосредственный и быстрый контакт с обществом, с его требованиями и преимуществом.