Кремлевские кланы - [70]

Видя, что я все время кручусь возле отца, епископ как-то спросил у меня, умею ли я читать. Я ответил, что немного умею, но очень хочу учиться, а школы у нас нет.

На это он сказал, что не обязательно учиться только здесь, в деревне, можно устроиться и в Тифлисе…

Никогда не думая о такой возможности, я, конечно, очень обрадовался и тут же рассказал отцу о своем разговоре с епископом. Тот подошел к епископу и стал говорить, как бы он был рад, если бы его сына устроили учиться в Тифлисе. Епископ на это ответил:

— Привезите своего сына осенью в Тифлис, я устрою его учиться в Тифлисскую духовную семинарию.

Счастью нашему не было границ.

В конце августа 1906 года отец повез меня в Тифлис. Я впервые тогда ехал в поезде.

В Тифлисе отец отвел меня к нашей родственнице — двоюродной сестре моей матери, тете Вергинии, которая была замужем за Лазарем Туманяном. Помню, что дом их находился где-то в овраге, никакой дороги к нему не было. Мы шли с отцом пешеходной тропой.

В доме тетки было пять маленьких комнат, в которых и жила она с мужем и детьми. Отец просил, чтобы тетка взяла меня к себе на время учебы. Но она сказала, что он слишком поздно привез меня: она уже приютила у себя двух ребят — тоже родственников, которые должны учиться в Тифлисе.

Отец стал искать, куда бы меня пристроить. Вскоре он нашел женщину, которая жила с сыном в одной комнате. Сын был на год старше меня. Отец сговорился с ней: за 6 рублей в месяц она взяла меня в «нахлебники».

Но надо было устроить для меня не только жилье. Главное — поступить в семинарию.

Почему-то отец не захотел сразу обратиться к епископу. Он вспомнил, что поваром у епископа служит наш односельчанин — Мартирос Симонян, хороший его приятель, к тому же человек грамотный. Так мы очутились на кухне в епископском доме.

После первых разговоров отец попросил Мартироса написать прошение о моем приеме в семинарию, потому что сам он был неграмотный. Отец говорил — Мартирос записывал.

Мне было очень приятно, когда много лет спустя мои товарищи из Армении нашли в старых архивах семинарии подлинник прошения отца, написанного рукой Мартироса Симоняна, и прислали мне фотокопию этого интересного документа.

Прошение было написано на армянском языке. Вот его перевод.

ВЫСОКОЧТИМЫМ ПОПЕЧИТЕЛЯМ АРМЯНСКОЙ НЕРСЕСЯНСКОЙ ДУХОВНОЙ СЕМИНАРИИ

От жителя села Санаин Ованеса Микояна Покорное прошение

Я не стану отнимать драгоценное время у господ попечителей своим длинным письмом, но скажу, что и я — отец и у меня благие намерения по отношению к своим сыновьям, я беден, забитый крестьянин, но и я желаю, чтобы мой сын стал грамотным, и очень верю, что он — мой сын — в один день благодаря попечителям станет полезным и для себя, и для своих крестьян. И поэтому с большим трудом, сладкими надеждами привел сына в город и прошу гг. попечителей устроить моего сына Анастаса в одном уголке Нерсесянской семинарии; он родился 12 октября 1895 года. Свидетельство о рождении представлю в ближайшее время. Сын мой умеет читать и писать и добавлю, что очень способен.

Из-за неграмотности Ованеса Микояна по его просьбе написал Мартирос Симонян.

11 сентября 1906 года г. Тифлис

Поясняя это прошение, хочу сказать, что на самом деле мой отец был не крестьянин, а рабочий-плотник. Но в то время в официальных документах люди делились не по классам и занятиям, а по сословиям: мещане, крестьяне, дворяне. Поскольку дед мой был крепостным, а отец жил в деревне, он и причислял себя обычно к крестьянам…

Меня допустили к приемным экзаменам.

В семинарии был тогда одиннадцатилетний срок обучения: четыре подготовительных и семь основных классов. После проверки знаний я был принят во второй подготовительный класс.

Отец уехал обратно в деревню. Я чувствовал себя в городе очень одиноким. Женщина, у которой отец устроил меня на жилье, относилась ко мне неплохо, но теплых отношений у нас так и не сложилось. А они были мне очень нужны, потому что тогда я впервые оказался вне родительского дома.

Сын моей хозяйки и его товарищи смотрели на меня свысока, как на «деревенщину», частенько зло подсмеивались надо мной. Один раз они меня даже побили. Вначале я как-то терпеливо все это переносил, но потом терпение мое лопнуло. Я решил, что дольше мне оставаться здесь нельзя.

Вспомнив о Мартиросе Симоняне, я пошел к нему и, рассказав ему все о своей нелегкой жизни, попросил купить мне билет и отправить домой, к родителям. Он выполнил мою просьбу.

Приехав в деревню, я заявил родителям, что в Тифлис больше не поеду.

Помню, каким угрюмым стал отец, как плакала мать…

Отец считал, что раз я начал учиться, то надо продолжать. — Поедем обратно, к тете Вергуш, и я постараюсь уговорить ее, чтобы она приняла тебя, — сказал он мне.

Я долго сопротивлялся, но, видя, что отец упорно стоит на своем, и понимая сам, что мне надо учиться, в конце концов сказал:

— Я согласен с тобой, отец. Но только без мамы я никуда не поеду.

Начались сборы. Родители заготовили сыра, масла, сухого кизила, домашних сладких изделий, и вскоре мы все втроем — отец, мать и я — вновь отправились в Тифлис.

…Как сейчас, помню разговор моих родителей с тетей Вергуш. Мы все сидели на балконе, за столом. Отец очень просил Вергуш, чтобы она взяла меня к себе.