Кремлевские кланы - [68]

Когда президент Радхакришнан приехал в ходе визита в Ереван, я находился во второй машине, и толпа, стоявшая вдоль улицы, смотрела на меня и кричала: «Вот Микоян». Я рассказал об этом Микояну, и мы здорово посмеялись. Армяне и выходцы из северной Индии внешне похожи. Я слышал историю о Микояне, которую приписывают Хрущеву. Когда они оба были в Ватикане, Папа приказал, чтобы в их честь на стол за обедом был поставлен его лучший сервиз из золота и серебра. Во время еды разговор зашел о христианстве и коммунизме. Папа сказал: «Мы, христиане, верим в чудеса. А есть ли у вас, коммунистов, чудеса, в которые можно было бы поверить?» «Конечно, есть, — последовал ответ Хрущева. — И я Вам сейчас одно покажу. Вот я беру одну из Ваших лучших золотых ложек и кладу в свой карман. Раз-два, и вот я вынимаю ее из кармана Микояна».

Считается, что армяне очень сообразительны в делах и делают деньги. Хрущев никогда не упускал случая, чтобы подколоть этим своего друга и товарища Микояна. Однажды на приеме в посольстве я подал свежие манго «Альфонса», которые мне презентовала компания «Эйр Индиа». На приеме были и Микоян и Хрущев. Хрущев снял пиджак, закатал рукава и начал есть манго совершенно по-индийски. Он, наверное, научился этому во время своего визита в Индию в 1955 году. Микоян что-то замешкался, и Хрущев пошутил: «Анастас, ты пока не трогай манго, оно может вырасти вдвое, когда пойдем домой». Это было сказано таким тоном, что Микоян, похоже, не обиделся. Он был близок со Сталиным, и пережил куда худшие времена».

Об умении Микояна маневрировать существует немало анекдотов. Вот один из них: Микоян в гостях у родственников.

Стал собираться домой. Вдруг на улице начался сильный дождь.

— Анастас, как же ты пойдешь по улице без зонтика, — спрашивают его родственники.

— Ничего, я пройду между струй, — отвечает Микоян.

В конце 60-ых годов Микоян начал публиковать отрывки из своих мемуаров.

«Первые мои воспоминания, относящиеся к раннему детству, довольно случайны и очень отрывочны. Порой представляется даже малопонятным, почему это вдруг в памяти сохранились именно эти, а не какие-то другие факты и события тех далеких лет…

Я хорошо помню свою родную деревню Санаин, расположенную в одном из живописных уголков Армении.

…Высоко над крутыми скалами по обе стороны ущелья раскинулись несколько плато в сотню гектаров пашни. За этими плато возвышаются горы, покрытые лесом. А за ними — необозримые альпийские пастбища. И все вокруг покрыто зеленой травой и множеством дикорастущих цветов.

У самых склонов гор сразу же после плато ютилась наша деревня. Помню маленькие домики, тесно лепившиеся друг к другу…

На всю нашу деревню было только два грамотных человека, да и те поп и монах, служившие в местном монастыре. Остальное население было сплошь неграмотным (не исключая и моих родителей) и весьма туманно представляло себе, что такое настоящая школа, учитель, учебник, не говоря уже о газете или журнале…

Здесь я родился, тут прошло мое детство. Наш род — Микоянов — жил в этой деревне издавна, и жил очень «компактно». В небольшом домике, имевшем две комнаты, подвал и веранду, размещались две семьи: наша и дяди Гево. Впритык к нашему дому, наполовину в земле, была комната, в которой жила бабушка (по отцу) Вартитер, а с ней другой мой дядя — Вартан. Впереди дома — по склону горы — находились два небольших домика с общей плоской крышей, служившей нам одновременно «двором»: там жили дядя Гриша и дядя Велихан. Немного ниже их домов жил дядя Мкртич, а чуть дальше — дядя Гигол…

Почему-то запомнился такой эпизод. Как-то я играл один на крыше.

Я выдумал игру «в мельницу»: лежа на животе головой вниз, я руками сгребал с крыши глину и ссыпал ее вниз. Получалось, вроде бы сыплется мука на настоящей мельнице…

Занятиё это меня так увлекло, что я не заметил, как пополз по крыше и, сорвавшись, полетел на землю вниз головой. Я ударился лицом о землю и сильно разбил нос. Заорав от испуга и боли, я побежал к матери. Мать вытерла мне нос. Все кончилось благополучно.

Очевидно, игра «в мельницу» запала в память потому, что за несколько дней до этого отец взял меня с собой на настоящую мельницу.

Мне было лет шесть — семь. Как-то я играл во дворе со своими двоюродными братьями. Время было осеннее. К вечеру стало прохладно. Мы зашли к дяде Велихану. У него дома был очаг, а перед очагом низко висела маленькая жестяная лампа. Кто-то из детей случайно задел горевшую лампу, и она упала на моего двоюродного брата, сына дяди Гриши. Мгновенно керосин разлился по одежде брата. Весь в огне, он стал метаться по комнате. Мы перепугались и выбежали на улицу. Брат, объятый пламенем, — впереди, мы с дикими криками за ним.

Бежали мы очень быстро. Ветер раздувал пламя; казалось, что по улице движется огромный огненный факел. Мальчик получил тяжелейшие ожоги, кожа у него стала совсем черная. Врачей не было. Через несколько часов он умер.

Все это произвело на меня ужасное впечатление. Я долго потом видел перед глазами этот живой огненный факел…

Обычно осенью отец ходил в лес и заготовлял дрова на всю зиму. Несколько раз он брал меня с собой. Когда мы шли в лес, он сажал меня верхом на нашего осла — это был тогда наш единственный транспорт. Сидя на этом «коне», я, конечно, был на верху блаженства. В лесу помогал отцу собирать хворост. Обратно приходилось идти уже пешком.