КРЕМЛенальное чтиво, или Невероятные приключения Сергея Соколова, флибустьера из «Атолла» - [9]
После фокусов с чудо-техникой гости уже имели неформальный статус небожителей. И, несмотря на пряный привкус ненависти, зависти и недоумения, присутствующим оставалось лишь гадать, что еще чудного явят эти люди в черном. А Соколов между тем уверенно двинулся к хозяину, и тот, о чудо, тот почти привстал, пожимая руку гостю. Президент чуть ли не виновато улыбнулся, когда понял, что Соколов разглядел интимную хитрость главного киргиза: пухлая гобеленовая подушечка добавляла ему сантиметров двадцать дополнительного роста. Выразительные грустные глаза этого властителя, обрамленные почти брежневскими бровями, явно не были глазами хана. Это скорее были глаза студента-физика времен оттепели, который попал в нелепый политический переплет. Подобное «зеркало души» Соколова устраивало.
Возможно, как джазовому музыканту, Соколову было бы интереснее поговорить с ним о Диззи Гиллеспи или, на худой конец, об Алексее Козлове. Знай президент подноготную Соколова, возможно, и он бы захотел поболтать о каких-нибудь шестидесятниках, которые так скрашивали будни прогрессивной молодежи в Дубне, Политехе или ДК МГУ. О теоретической возможности создания какого-нибудь коллайдера президент тоже поговорил бы с удовольствием. Но два человека, неизбежно согласившись с предложенными обстоятельствами, занялись тем, чем и должны заниматься великий киргизский политик и лучший российский политтехнолог. Они стали решать проблемы. Для начала Соколов, севший на другом конце стола, напротив хозяина, спросил:
– Простите, а курить здесь можно? Я без сигарет думать не могу.
И это был не просто вопрос. Личный биограф киргизского президента когда-нибудь напишет, что это был первый случай, когда в присутствии гаранта конституции закурили за обеденным столом! Спасибо товарищу Усубалиеву, в резиденции нашлось несколько пепельниц (понятное дело, с инвентарными номерами управления делами киргизского ЦК) и еще одна, в виде юрты от районного руководителя. Скоро юрта задымилась пеплом вирджинского табака. А потом случилось и нечто вопиющее. Во-первых, президент попросил «всех лишних» удалиться, во-вторых, закурил сам. А потом выпил. И попросил еще.
– Ситуация у тебя и правда хреновая, – констатировал Соколов через полчаса беседы. На «ты» перешли сразу и как-то безболезненно.
– Что делать будем? Меня сожрут с потрохами. Как манты на обед, – излагал ситуацию президент.
– Подавятся. Да ты и невкусный совсем. Мы ведь приехали, – старался поддержать гастрономический разговор Соколов.
Обстановка в независимой Киргизии действительно складывалась трудная, но вполне обычная для того времени. После раздела остатков от Советского Союза выяснилось, что главными богатствами страны остались ценимая всеми наркоманами чуйская и иссык-кульская конопля да пресная вода, которой у Киргизии перебор. С торговцами наркотой в меру сил боролись. Соседний Узбекистан, который тоже переживал не лучшие времена, но остро нуждался в пресной воде, покупать ее был не способен. И вот тут случилось счастье. Подарок небес. В киргизских недрах обнаружилось золото. Не до такой степени много, чтобы обрушить мировой рынок, но вполне достаточно, чтобы резко повысить жизненный уровень нескольких киргизских семей. О народе тоже, конечно, подумали. Как казалось президенту, в первую очередь. Создали компанию и стали продавать золото на внешнем рынке. Толковый премьер взялся это дело контролировать. Да так втянулся, что вошел в состав правления швейцарской фирмы, которая золото и продавала. Но как-то слишком много стал забирать себе. Настолько много, что это стало заметно. Да и как не заметить, если золото в обход таможни вывозилось прямо на премьерском самолете. Соколов прилетел в Киргизию в тот момент, когда парламентская комиссия предъявила обвинения и премьеру, и президенту.
– Да, вот тебе бабушка, и жогорку кенеш, – пытался острить Соколов, запоминая название киргизского парламента. Думать надо было нагло и, по возможности, быстро.
В первую ночь этого недолгого, но эпохального сотрудничества президент-физик, наконец, понял, кто он есть и каким должен быть в глазах собственного народа. Нельзя сказать, что он был в восторге. Образ, вылепленный Соколовым, был лаконичным, как степь.
– Ты понимаешь, кто ты? – спрашивал он у слегка придавленного от напора клиента.
– Догадываюсь, – пытался сохранить лицо главный киргиз.
– Ты – голожопый пацан, который сидит в юрте на Иссык-Куле, пьет из пиалы чай с молоком и думает о судьбе своей родины. Понимаешь, го-ло-жо-пый!
– Да я вроде и не совсем этот. Го-ло-жо-пый, – пытался оппонировать президент, вспоминая, что золотая жила прошла и не совсем мимо него. Потом он еще раз попробовал произнести это слово: голожопый. И в конце концов ему даже понравилось. Он вспомнил разом и любимого писателя Чингиза Айтматова, и апрельскую степь, и кумыс, и удивился тому, как этот странный человек из Москвы так быстро уловил его нутряную сущность.
– Анатолий, – обратился Соколов к коллеге. – Ты отвечаешь за «голожопость», а я беру на себя вербовочные подходы к премьеру и к этим из кенеша.
Про «вербовочные подходы», конечно, было уже лишним. Клиент полностью проникся доверием, и даже если бы Соколов сказал, что собирается установить с кем-то вербальный контакт, поговорить по душам, поездить по ушам или даже эти уши отрезать, для президента все это было уже неважно. Но и Соколову уже сложно было притормозить и опустить поднятую на недосягаемую прежде высоту планку профессионализма.
