КРЕМЛенальное чтиво, или Невероятные приключения Сергея Соколова, флибустьера из «Атолла» - [10]

Наутро был найден хороший оператор. Эдик Кашин, внук ленинградского фотографа, который осел во Фрунзе после эвакуации, воспринимал Киргизию весьма поэтически и тоже любил Чингиза Айтматова. Выбрали натуру. Сначала президенту было предложено оседлать киргизскую лошадь и немного поскакать. Лошадь в целом согласилась, признав в наезднике своего. Всадник тоже взбодрился и почти ничего не отбил и не натер. Потом вместе со стариками, хозяевами юрты, президент пил чай и с аппетитом ел занзы – булочки, испеченные на сковороде. Ну и в конце съемочного дня, на фоне степи, он обратился к премьеру с предложением уйти в отставку. Сказал, что киргизы в этот нелегкий час должны быть такими же стойкими, как киргизские лошади.

– Знаешь, Сергей, – обратился он к Соколову по окончании съемок, – почему киргизская лошадь такая стойкая? Она ведь тебенюет.

– Чего-чего? – не понял автор концепции «голожопости».

– Ну, тебенюет, зимой, значит, сама корм из-под снега копытами раскапывает.

– Народ у тебя тебенюет, – срезал Соколов. И подумал, что резок излишне. А президент подумал, что слишком вошел в роль. Оператор Эдик грустно улыбался. Он давно работал на киргизском телевидении и знал, что лошади едят комбикорм, который местные воруют из соседнего молочного колхоза, задуманного еще советской властью.

– Тебенюют они, епт, как же, – тихо выругался Эдик.

К «вербовочным подходам» Соколов приступил вечером того же дня.

– Как будешь действовать, Сережа? – почти по-родственному поинтересовался президент.

– Технологии отработаны. Сегодня работаем по системе Стендаля, – поделился Соколов. И мельком подумал, что уж как-то схематично все излагает. Как-то слишком уверенно, шаблонно. Но времени на раздумья не было. Если бы Соколов тратил свое время на раздумья, то можно было бы засомневаться. Встать вот так ночью, глядя в киргизскую степь, и неожиданно осознать, что никакой ты не политтехнолог. А если и политтехнолог, то точно никакой. Нет, раздумья в этой конкретной ситуации означали промедление и поражение.

– Так Стендаль-то здесь при чем? Однофамилец, что ли? – продолжал любопытствовать президент.

– Да нет. Тот самый, французский писатель. Он у нас технолог, – зло, как будто в пустоту, ответил Соколов.

– Не понял?

– Да ладно. Это я так смешно пошутил. А может, и не смешно. Черная одежда и красная корочка. «Красное и черное». Работает бесперебойно.

«Система Стендаля» действительно работала без сбоев: годилось почти любое удостоверение с золотым тиснением. Неважно с каким. ФСК РФ, конечно, лучше, чем МВД РФ. Но на крайний случай годилось и Госкино или даже Киностудия имени Горького. Как правило, никто названия не читал: суровый напор «черного» превалировал над отвлекающей функцией «красного». «Виньетка ложной сути» прилетала так близко к глазам собеседника, что тот моментально чувствовал себя обвиняемым. Объезд парламентариев начался с центрального проспекта Чуй и закончился посещением частного сектора Бишкека.

– Здравствуйте. Вы, конечно, понимаете, кто я, откуда и почему пришел именно к вам, – так начинался каждый разговор.

Далее все беседы Соколов проводил один на один. Уставал как черт. Денежные ресурсы той кампании были весьма ограничены. Ни о каком насилии не могло идти и речи, и потому усталость только накапливалась. Достоверно известно, что уже через два дня у парламентской комиссии, которая занималась «золотым» делом, осталось очень мало претензий к президенту, зато количество претензий к премьеру возросло в разы.

«Голожопый» ролик начали демонстрировать на пятый день. На шестой депутаты неожиданно начали обвинять премьера в антироссийской политике. К исходу первой недели на ошском рынке Бишкека заговорили о том, что Россия очень недовольна политической заварухой и готова поддержать президента и только ему, президенту, даст денег. Обывателям стало известно, что «человек Ельцина», который ходит только в черном, очень суров, но умен и без дела не ругается. Когда началась вторая неделя, ни у кого не оставалось сомнений, что президента следует поддержать в его неравной борьбе с дармоедами из жогорку кенеш и вором-премьером. На десятый день премьер подал в отставку. Соколов встречался с ним на девятый. Как неловко шутили его коллеги, по системе улучшенного Стендаля. Что это значило, теперь можно лишь гадать.

– Хорошо ты поработал, Сережа, приезжай еще, – сказал президент, подливая себе коньяку. – Жаль, что не пьешь. Но я понимаю, профессионал.

– Спасибо. В Москве тоже очень довольны тем, как все разрешилось, – ответил Соколов.

– Да, я знаю. Говорил сегодня с Борисом Николаевичем. Он просил тебе привет передать.

Соколов вздрогнул. Когда он соглашался на эту работу, друг-журналист, предложивший ее, о Ельцине ничего не упоминал. Не мог упоминать, ведь вся эта история с Киргизией нарисовалась совсем случайно. Но не мог же Ельцин, в конце концов, признаться другому президенту, да хоть и киргизскому, что он не в курсе происходящего. Осуществляются мечты, сказал бы кто-то не очень искушенный. Мысли материальны, подумал бы кто-то суеверный. Соколов же тогда вывел для себя Первый закон конвертации понтов, который гласил, что понты, умело предъявленные на высшем уровне, понтами больше не являются. А являются качествами, которые не подлежат далее никакому сомнению.