Кремль 2222. Замоскворечье - [22]

По коридору снова прошелся смотритель, на этот раз в его руках была жердина с петлей. За ним следовали с полдесятка крепышей в камуфляжной экипировке наемников. Смотритель остановился возле клетки с собакоголовым и свистом разбудил мутанта. В следующее мгновение на шее чудища затянулась петля. Собакоголовый угрожающе заворчал, вцепился пальцами в веревку. Заскрипел замок, отворилась решетчатая дверь; клетку мутанта заполнили наемники. Не прошло и минуты, как собакоголового уже вели по коридору с заведенными за спину руками и с веревками на шее и в пасти.

«Ослаблен», – подумалось Лану. И это немудрено: в таких условиях содержания и с такой едой. Ему показалось, что, будь собакоголовый в лучшей форме, всем этим людям пришлось бы плохо.

Он подошел к передней решетке своей клетки и ударил по ней кулаками.

– Мне нужен Кудесник! – закричал, не жалея легких. – Позовите Кудесника!

Что он хотел от этого хлыща? О чем с ним думал договориться? Может, собрался валяться у его ног, обутых в хромовые сапоги, по примеру Профессора?

На Лана словно затмение нашло. Он продолжал колотить кулаками по решетке, требуя встречи с новым хозяином Арены. Но всем было наплевать на поднятый им гам, кроме крылатого человека, который ожидаемо всполошился и принялся метаться, оглашая зверинец пронзительными криками, похожими на скрежет раздолбанных сервоприводов биоробота.

В конце концов, Лан сдался и снова сел на пол в глубине клетки. Рассаженные ладони ныли. Плохо, что он умудрился потерять контроль. А еще, ёжкин кот, дружинник…

В плечо снова настойчиво ткнуло нечто тупое. Лан повернул голову и увидел потолочника, приникшего к боковой решетке клетки. С пасти мутанта капало, между зубами темнели ошметки крысособачьего мяса. Пыхтя от усилий, человек-осьминог-насекомое пытался оплести соседа щупальцем.

– Не нажрался, да? – Лан вскочил. Волна гнева снова накрыла его с головой. Этот густой от вони воздух, это отвратительное копошение червей под ногами, вопли крылатого человека, звероподобные фигуры, утробные рыки – всего этого было слишком много для одного молодого воина: измаявшегося, переполненного жаждой действия и страхом за попавшего в беду брата.

– Добавки хочешь? – Лан без страха шагнул в объятья щупалец, и те, горячие, как трубы с кипятком, трепетно обвили ему спину и плечи, подтолкнули навстречу раскрывшейся, словно вычурный алый цветок, пасти.

Лан одним неуловимым движением подхватил с пола осколок миски, – тот был жирным и скользким на ощупь, – сразу же вонзил его в фасеточный глаз потолочника на всю длину. Брызнула стеклянистая влага, смешанная с кровью. Мутант еще толком ничего не успел понять, а Лан уже перехватил его щупальца, будто это были поводья фенакодуса, и потянул к себе. Потолочник отпрянул, гибкие конечности натянулись и затрещали от напряжения. Мутант был силен… даже – дьявольски силен, но куда ему состязаться в «перетягивании каната» с взбешенным дружинником?

Лан рванул потолочника на себя, заставил его удариться грудью и мордой об решетку. Клацнули устрашающие зубы, чудовище откусило само себе половину языка. Когда Лан во второй раз приложил потолочника об решетку, в пасти у мутанта уже булькала кровь. Но Лан не останавливался, он с силой дергал за щупальца, раз за разом посылая беспокойного соседа на стальные прутья. От ударов содрогались сразу несколько клеток. Притихшие обитатели зверинца молча глядели на происходящее и лишь подергивали ноздрями, ощущая пьянящий запах крови.

Когда избитый потолочник обмяк, Лан просунул руку в его клетку, обнял мута за шею, словно старого приятеля, а потом с силой сжал. Хрустнули шейные позвонки, из пасти вывалился укороченный язык, а щупальца заметались, сворачиваясь кольцами и разворачиваясь обратно, словно гигантские дождевые черви.

Убедившись, что мутант мертв, Лан вернулся на середину своей клетки и снова сел. Он восстановил дыхание и приготовился терпеливо ждать, однако не прошло и десяти минут, как появился смотритель зверинца. Здоровяк вальяжно шел по коридору, звеня связкой ключей на поясе и громыхая по прутьям решеток жердиной с петлей. Возле клетки с мертвым потолочником он остановился, точно налетел на невидимую преграду. Его маленькие поросячьи глазки недоуменно заморгали.

– Кузя! – позвал он, осторожно приближаясь к решетке. – Кузнечик, ты чего? Приболел?

Потолочник, само собой, ничего ответить не мог. Он валялся с широко распахнутой пастью и глядел в пустоту помутневшими фасетками единственного уцелевшего глаза. Кончик одного из щупалец все еще подрагивал, реагируя на затухающие сигналы нервной системы.

– Кузя! – смотритель встревожился не на шутку. – Кузя, что стряслось?.. – он собрался было открыть дверь, но потом его осенила внезапная догадка. Здоровяк медленно отпустил связку ключей, и так же заторможенно, словно пребывая в сильнейшем шоке, повернулся к Лану.

– Ты! – в этой коротком выкрике можно было услышать и вопрос, и невозможность поверить собственным глазам, и обвинение.

Лан виновато развел руками и покачал головой.

– За него же было серебром уплачено! – вскипел смотритель. – Прекрасная половозрелая особь из МГУ! Да за это Кудесник с тебя шкуру спустит! – и, не имея больше сил сдерживать гнев, здоровяк перехватил покрепче свою жердину, а затем с привычной сноровкой сунул ее в клетку Лана, чтоб набросить на шею дружинника петлю. Но у Лана ушки уже были на макушке, и он не позволил поймать себя столь унизительным образом во второй раз.