Кремль 2222. Царицыно - [32]

Его руки задрожали.

– Ну же! Вставай!

Заплаканная девушка распрямилась.

– Русский человек на коленях только перед иконой и своими родителями может стоять! – грозно сказал воевода. – Понимаю беду твою! И сам перед тобой вину чую, что не уберёг твоего жениха. Прости меня, Меланья! – Он склонил седую голову. – Утрата невосполнимая у тебя. Никто не вернёт твоего Ивана. Но его смерть не останется безнаказанной.

Он взмахнул рукой, и как по мановению волшебной палочки стих плач. Десятки глаз с надеждой обратились на рыжебородого здоровяка, а он всё стоял и тянул паузу, как подобает артисту. Невольно вспомнился афоризм: «чем больше артист, тем больше пауза». Но воевода знал, что делает.

Улучив нужный момент, пророкотал голосом, в котором сквозили неподдельная боль и в то же время яростная решительность человека, намеренного совершить возмездие.

– Други мои! Сегодня у нас чёрный день. Враг погубил двух наших лучших людей, нанеся коварный удар в спину. Мы скорбим и пылаем отмщением. Нео ответят за то, что они совершили! Да будет так! – Договорив, он обнажил меч и поднял, направив остриём в серое небо, угрожая кому-то невидимому.

Толпа неистово зарычала.

– Будьте прокляты, нео! – завопил один из стрельцов, размахивая бердышем.

– Изничтожим крапивное семя! – вторил ему другой.

Отовсюду послышалось обещание самых страшных кар, на какие только способны опустошённые горем люди.

– Веди нас, воевода! Прямо сейчас! Все пойдём, до одного! – раздались крики из толпы. – Царицынские мы али нет?!

Но воевода был из мудрецов, которые знают, как нужно готовить блюдо мести.

– Спасибо вам, братья! – ответил он. – Всему миру честному мой поклон за доверие! Но не надо бежать сломя голову. Надо сесть и продумать нашу месть. Возмездие должно быть страшным и неотвратимым.

Жёсткие морщины собрались у его рта:

– Объявляю совет. Десятники, за мной!

Воевода развернулся и пошёл. Вслед за ним побежали стрелецкие начальники.

Народ постепенно разошёлся. Тела отвезли отпевать в импровизированную церквушку. Похороны были запланированы на завтра.

– Всё, – сказал Степаныч, – пошли в кабак. Денёк выдался тяжёлый. Надо бы напряжение снять.

Подумав, я согласился. Пить не стану, но хоть посижу и послушаю. Глядишь, выясню что-то новое полезное для себя. К тому же и впрямь на сегодня нам выпало столько испытаний, что не грех было бы хоть немного расслабиться. Да и волчий аппетит давал о себе знать.

Глава 13

В кабаке было тепло и сухо. К потолку крепилась «люстра» в виде деревянного обода с десятком сальных свечей. Пахло хлебом и чем-то мясным. В большущей печи клокотал настоящий Везувий.

За «барной стойкой», то есть деревянным прилавком – цыганистый типчик в кожаном мясницком халате поверх рубахи с высоким воротом. В старину его назвали бы целовальником. За спиной «цыгана» полки в несколько рядов с глиняной посудой и явно спортивными кубками, которые здесь использовали по прямому назначению.

В красном углу тускло горела лампада, освещая лики святой троицы. Ну да, хоть кабак, но всё как у людей.

Вдоль стен рядами тянулись длинные лавки и широкие столы, отполированные локтями посетителей почти до блеска. Несколько кабинок, разделённых перегородками для клиентов побогаче, ценящих уединение, пусть даже настолько условное. Все кабинки заняты, из каждой доносятся негромкие отзвуки серьёзного разговора.

Степаныч выбрал лавку попроще. Присел, вертя бородой. Сразу же подскочил пацан лет двенадцати: светлая, перетянутая на талии кожаным пояском, рубаха, серые штаны, лапти, макушку будто корова языком лизнула – жирные лоснящиеся волосы прилипли к черепушке, на руке полотенце. Он старательно смахнул со стола крошки и вытянулся словно оловянный солдатик, готовый сорваться с места при малейшем приказе.

Я сел напротив Степаныча, с интересом огляделся: народу, кроме нас хватало, заведение явно процветало. Вдали толковали промеж собой торговые люди (плотно заставленный снедью стол, пустеющие кувшины с выпивкой), они то бранились, то ударяли по рукам, а потом громко обмывали сделку. Справа от них компашка стрельцов. Те ели обильно, по военному быстро, и почти не притрагивались к спиртному. Выставленные пирамидкой пищали постоянно находились под чьим-то контролем. Если кому в голову взбредёт умыкнуть оружие, то выполнить до конца своё намерение точно не выйдет.

Женщин не было, даже среди подавальщиков: прислуга была исключительно мужской. Мальчишки-подавальщики, толстый повар, одновременно успевавший делать несколько дел, ну и сам хозяин сего уважаемого заведения, не гнушавшийся любой работы.

Ничего такого необычного. Прекрасные дамы, скорее всего, подняли бы градус напряжения в кабаке. Рано или поздно обязательно вспыхнул бы конфликт по причине обделённости женским вниманием. А так лишним поводом меньше. Ешь, пей да закусывай!

И лишь двое не вписывались в эту картину: мужчина средних лет с застывшим на лице выражением обречённости и сидевшая подле него девочка, которой едва ли исполнилось десять вёсен. Он торопливо опрокидывал в себя стакан за стаканом мутного пойла (а стаканы-то классические, гранёные!), однако ни капельки не пьянел, лишь мрачнел всё сильнее и сильнее, а его взгляд начинал метаться туда-сюда, как петляющий от волков заяц, пока не останавливался на кувшине с дешёвой самогонкой.