Кречет - [16]

Согласен?

— Согласен! — ответил Жиль. — Я ухожу! Доброй тебе ночи, Жан-Пьер! Увидимся завтра, и да хранит тебя Бог!

— Господь храни и тебя. Жиль! До завтра!

Оставив своего товарища сидящим за столом человека из Нанта, Жиль вышел из «Красного горностая», не обернувшись и испытывая странное чувство облегчения. После тяжких запахов таверны холодный уличный воздух показался ему восхитительным. Он с наслаждением вдохнул морской ветер, в котором еще чувствовались запахи водорослей и рыбы. Было прохладно, и он побежал через порт, чтобы скорей добраться до улицы Сен-Гвенаэль.

Когда он уже был подле ворот Сен-Венсан, он услышал за собой звуки шагов. Женский голос, задыхающийся и прерывистый, позвал его:

— Остановитесь, пожалуйста! Вы бежите слишком быстро для меня!

Жиль остановил свой бег, оглянулся и в желтоватом свете, скудно лившемся из соседнего окна, увидал развевающуюся на ветру красную юбку и белые углы чепца, обычного для женщин Ванна.

Он удивился, узнав в женщине молоденькую служанку, которую нантец называл Манон. Закутанная в черную шаль, она легко бежала по большим круглым камням мостовой.

— Это вы меня? — спросил он, когда девушка догнала его.

— Да!.. Мне нужно поговорить с вами… но у меня мало времени. Я сказала, что иду в лавку… за маслом для лампы! Скорее! Идите сюда…

Жиль почувствовал на своей руке прикосновение маленькой холодной ручки, шершавой и неожиданно сильной, увлекшей его в самую темную из арок, где святой Венсан Феррье в облачении епископа без устали благословлял порт.

— Что же вы хотите сказать мне такого срочного? — спросил заинтересованный Жиль.

Манон глубоко вздохнула несколько раз, чтобы перевести дух. Она стояла так близко к нему, что Жиль мог чувствовать сквозь ее шаль учащенное биение сердца. Несмотря на то что девушка быстро бежала, она принесла с собой пропитавшие ее одежду запахи таверны — смесь табака и алкоголя. Она не отпускала его руки, наоборот, сжимала все сильнее.

— Не уезжайте с нантцем! — лихорадочно прошептала она. — Я слышала все, что он вам наговорил! Он плохой человек, бандит… и он вовсе не служит тому арматору из Нанта.

— А кому же?

— По правде сказать, не знаю. Я думаю, что он сообщник одного испанского контрабандиста, чей корабль иногда, говорят, заходит в залив Морбиан. Чего только не услышишь в «Красном горностае»!.. Только лучше сразу это позабыть.

— Ну, а что же нантец?..

— Он продался дьяволу! Слушайте, два года тому назад он уже приезжал в наш город, тогда исчезли трое юношей. Говорили, что они отплыли в Лорьян, чтобы отправиться оттуда в Вест-Индию… но один моряк из Оре был в плену в Алжире, откуда его выкупили монахи из Братства Милосердия, и он рассказал мне, когда напился, что видел одного из тех… там, в Алжире, он был рабом чернокожего богача. А про Лорьян он говорил, что они и вправду отплыли из Лорьяна ночью на корабле того испанца и испанец продал их берберам. Вот что вас ждет, если вы уедете с ним!

Я умоляю вас — не ходите к нему…

Слова девушки слишком хорошо соответствовали чувству недоверия, которое внушил Жилю человек из Нанта с первого же взгляда, чтобы юноша усомнился хоть на мгновение. Притом в ее голосе была искренность и убедительная страстность.

Однако кое-чего он еще не понимал и не удержался от расспросов:

— Давно ли нантец здесь?

— Два месяца, может быть, три… может быть, дольше… я не знаю.

— А другие мальчики приходили к нему за это время?

— Приходили… трое или четверо, кажется.

— И вы… их тоже предупредили?

Он услыхал, как ее дыхание стало более частым, и понял, что она колеблется. Однако это продолжалось недолго.

— Нет! — ответила она. — Это было бы слишком опасно, если бы нантец узнал… или Йан Маодан, мой хозяин, со мной тоже могло бы что-нибудь случиться…

— Но почему вы рискуете сейчас? Почему рискуете из-за меня?

— Потому что…

Она не договорила и внезапно прижалась к Жилю. Ее руки обвили шею юноши, и он почувствовал, как ее горячий рот касается его рта. Поцелуй был коротким, легким, но страстным. Всего лишь секунду он ощущал всем своим телом тело Манон, затем она отстранилась, будто обожглась, и прошептала, слегка задыхаясь:

— ., не спрашивай меня, почему я это сделала, я и сама не знаю. Знаю только, что ты мне нравишься, как никто еще никогда не нравился!

Когда я увидала, как ты сидишь рядом с нантцем, мне почудилось, будто ты чайка, попавшаяся на птичий клей. Тогда я поняла, что, если я допущу, чтобы тебя сделали рабом, я не смогу уснуть больше… Теперь я все сказала и должна вернуться! Воспользуйся моим советом, но так, чтобы никто не знал, что это я дала его тебе, если не хочешь иметь на совести мою смерть.

Она собиралась уйти, но Жиль удержал ее. Он сделал это почти машинально, может быть, из-за странного чувства, пробудившегося в нем после соприкосновения с телом девушки. Это чувство слегка напомнило ему о том, что он испытывал, глядя на Жюдит.

— Ты спасла мне больше чем жизнь! Скажи, как мне отблагодарить тебя?..

Он услыхал смех и увидел ее блеснувшие в темноте зубы.

— Ты придешь, чтобы перерезать веревку в тот день, когда меня будут вешать!

— Но почему же тебя будут непременно вешать, Манон?