Крайняя необходимость - [17]

— Уж извините, пью из того, что есть. И потом, стаканы бьются, а кружки надежнее.

— Это верно, конечно, но я вообще-то хотел о другом с вами поговорить.

— О другом?

— Ну да, о другом стакане.

— Не понимаю, — пробормотал Великанов.

— Да все вы понимаете, Сергей Сергеевич, все прекрасно, великолепно, замечательно понимаете!

Великанов отрицательно покачал головой — то ли по-прежнему утверждая, что не понимает, то ли отказываясь продолжать этот пустой разговор. Но Гном не дал ему уклониться и сказал негромко и жестко:

— Самодельная минная конструкция, так называемый стакан, — знаете такой?

Великанов почувствовал, как кровь отхлынула от лица.

Гном придвинул к нему вплотную свое страшное лицо и сказал безо всякой улыбки:

— Я, дорогой мой доктор, уже когда сюда ехал, знал, кого встречу, так что точно никуда не тороплюсь. Мои сто лет еще не скоро нагрянут. Еще увидимся. — И он ушел.

Великанов обхватил голову двумя руками. Впервые за долгое время ему было страшно. Он понял: Гном сел сюда единственно для того, чтобы увидеть его, доктора Великанова. Никакой он не смотрящий. Это человек, специально присланный сюда кем-то нагонять на него ужас. Кем? И зачем?

Он отхлебнул остывшего чаю. Честно говоря, ничего принципиально нового про чай Гном ему не рассказал. Великанов и сам знал, что чай — это зачастую вся жизнь лагеря, его духовное наполнение и главный поставщик витаминов в обессиленное тело зэка. Зэк так к нему привыкает, что, когда чая нет, это бедствие — сумерки, болит голова, трещат кости, замирает сердце. Великанов помнил, как в камере Бутырок началась тотальная драка, и спасителем оказался именно он — новичок с несколькими коробками чая. Его чай примирил тогда всех.

Сидя в СИЗО, Великанов наслушался рассказов о том, что в ожидании ареста будущий зэк прячет чай в шапке, в обшлага рукавов, в ремне, в каблуках, в резинке трусов. Мастера делают из чая черное, как смоль, варево, которым пропитывают рубашки и майки. В прежние времена, по крайней мере, это было особенно популярно.

И действительно, оказалось, что за решеткой чай объединяет крепче, чем спиртное на воле. В лагерном ларьке прежде всего отовариваются чаем. В тюремном шмоне чай спасали в первую очередь, его не западло было прятать куда угодно — хоть в туалет, так что камеры, в которых имеются заначки чая, считаются особо хорошими. В тюрьме и на зоне пачку приличного чая можно купить не каждый месяц, так что часто за провинность зэки наказываются лишением ларька. А в лагерных столовых чай похож сам на себя только по цвету: как правило, там его делают из спитой заварки, запаренной с содой.

Чай бывает просто на вес золота, его ищут в сидорах — не завалялись ли чаинки, перебирают вату матрасов и подушек, так как там он может заваляться. Найдя что-либо похожее на чаинки, кипятят. Чай пересыпают и заваривают нежно, как драгоценность. В общем, чифирист за чай продаст душу, не задумываясь. Но самое замечательное то, как его здесь заваривают: кипятят много раз, практически до бесконечности. Каждый такой этап называется «подъем». Три первых подъема — «первяк», «вторяк» и «третьяк» — считаются благородными и соответственно полагаются самым авторитетным людям. В конце концов на подъем чай отдается педерастам. Но некоторые и спитую заварку не выбрасывают, ее сушат и добавляют, мухлюя, в настоящий…

«Но к чему он это все вспоминает?» — подумал Великанов.

…В СИЗО чай варили на «дровах» из байковых рубах и нательного белья, из которых заранее делали жгуты-закрутки, — они давали хороший огонь, плотное пламя и отсутствие запаха. Их поджигали, над фитилем держали кружку с водой. В считанные минуты вода начинала бурлить, и тогда туда сыпали чай. Он поднимался кипячением несколько раз. Полученное варево сливалось в эмалированную кружку старшего в камере. Пили чифирь по кругу, передавая кружку друг другу: по глотку в первый круг, затем по два — во второй и так далее…

Своими глазами видел Великанов чаевара-виртуоза, который, разговаривая через кормушку с надзирателем, кипятил чай, при этом он одной рукой держал кружку, другой — пламя из сложенной китайским веером газеты! Опытные зэки говорили, что плохое пламя дают московские газеты, отпечатанные на белой финской бумаге, лучше своя бумага, пермских и сахалинских целлюлозно-бумажных комбинатов, — так, по крайней мере, говорили в камере московской тюрьмы, где, конечно, никаких сибирских и дальневосточных газет быть не могло. Чай варили везде — на шконках и под ними, на одеялах. В этом случае под кружку подстилали мокрое полотенце, чтобы матрас не загорелся. Умудрялись даже варить в автозаках — будках-коробках, которыми доставляют на объекты зэков из выездных зон…

А на зону чай часто просто забрасывают, поэтому лагеря и объекты, находящиеся в них, окружены сеткой «противокида» высотой пятнадцать — двадцать метров. На этой сетке всегда висят «мертвяки» — не долетевшие до зоны пакеты с чаем, висят как повешенные, служа предметом частых пересудов зэков. Мастера «кида» — это непревзойденные спортсмены. Рейтинг зоны повышается, если туда можно закидывать, забрасывать с размаху — с руки, с бега, с машин, с мотоциклов. Используют даже самострелы-арбалеты и переносные «кидо-бросальные» машины. Кидают обычно в праздничные, воскресные дни, ночью, заранее оповещая о времени. Удачный «кид» — просто праздник: шутка ли, получить два килограмма чаю сразу!