«Крайние меры» - [33]

И яростно написала свое имя на бумаге, которая напомнила о похоронах моего отца. Поставив

дату, перевернула листок и подписалась, снова поставила дату, перевернула, подписала. Я бы могла

попросить Эйприл прочесть, что там написано, но это уже не имело никакого значения.

– Открыть или предоставить это вам?

54

Мама не в состоянии что-либо ответить. Бабушка подняла брови в немом вопросе, она

перекладывала на меня всю ответственность. Я взъерошила волосы руками и попыталась

сконцентрироваться.

– Откройте сейчас, пожалуйста. Покончим с этим.

Два солдата подошли к коробкам, стараясь не задеть маму или бабушку, и открыли ее почти с

одновременным хлопком. Без каких-либо объяснений я рванулась вперед, помогая открыть другие

коробки с печалью.

– Есть еще что-нибудь? – Спросила я капитана, не в состоянии поднять на него взгляд.

– Нет, мисс. Это все, что у него было.

Если есть вещи, то, скорее всего, при них должен находиться журнал.

– Его ноутбук здесь, верно?

– Да, мисс. Мы долго его чистили, поэтому задержали доставку. – Он посмотрел в пол, словно

что-то не договаривая.

– Чистили его компьютер? – Спросила я настороженно. – Вы, наверное, имеете в виду,

проверяли на наличие вирусов и устаревших данных, да?

Он поморщился и вздохнул.

– Нет, мисс. По правилам мы обязаны стереть жесткий диск, прежде чем вернуть его семье.

Должно быть, он шутит.

– Вы чистили жёсткий диск?

– Да, мисс. – Он с трудом смотрел на меня.

– Его фото? Дневник? Все, что было у него. Вы просто выкинули всё, как мусор?

Ногти больно впились мне в кожу, кажется, до крови.

– Пожалуйста, поймите...

– Нет! Вы украли это у нас! Вы забрали то, что принадлежало нам! – Я трясла головой,

пытаясь успокоиться. – Мы сделали все, что вы просили! Все! Почему вы не сделали это для нас?

– Это политика.

– К черту политику. Вы стерли то последнее, что от него осталось. Это не правильно, и вы

знаете это.

Низкий вопль мамы буквально разорвал все живое и разлился во мне болью. Ее страдания

были такие же, как и мои. Я отвернулась от капитана Уилсона. Мама села возле одной коробки, в

которой лежала армейская форма отца. Она нагнулась и вдохнула ее, затем издала жалобный

всхлип, произнеся его имя. У меня комок образовался в горле, я с трудом сказала:

– Уходите.

Мне не нужно было повторять дважды. Солдаты, удалившись, оставили нас наедине с нашим

горем.

– Что происходит? – Спросила Эйприл, спускаясь по лестнице.

У меня не было сил думать о ее похмелье.

– Папины вещи, – осторожно ответила я, приподнимая и усаживая маму на диван.

Бабушка рыдала, держа в руках папину футболку, вдыхая её запах, как недавно это делала

мама. Я ни разу не видела, чтоб она так напоказ плакала. Она слишком ошарашена, слишком

шокирована, чтобы держаться также как месяц назад. Я бы так хотела избавить ее от этого, спасти

ее.

Взяв папину рубашку, я поднесла ее к лицу: пахло им, дождливыми ночами, объятьями,

успокоением. Это невозможно. Он был похоронен в двадцати минутах ходьбы от дома, и он не мог

надеть это снова.

У меня никогда больше не будет тех объятий, того смеха и совместного времяпрепровождения

Все что у меня осталось – папины вещи и плачущая мама. Мое сердце разрывается, но я не

позволю ему выскочить из груди. Я сделала еще один глубокий вдох. Полагаю, мы не будем всё это

стирать.

– Что мы будем делать? – Послышался хриплый голос Эйприл позади меня.

Я смотрела, как мама бережно разворачивала каждую вещь.

– Нужно добыть пластиковые пакеты. Как можно больше.

Через минуту Эйприлл вернулась с огромным пакетом. Скоро все вещи будут упакованы

– Начнем с сильно пахнущих. Если что-то пахнет папой, клади сюда.

55

– Зачем?

Я глотала слезы.

– Когда тебе было два, папа уезжал на работу, у тебя были ночные кошмары. Никто не знал

почему, и мама не могла остановить эти истерики. – Я почти засмеялась ,- хорошо, что они

рассказывали мне эту историю несколько раз. - Поэтому мама никогда не стирала папину рубашку, она клала ее тебе на подушку. Она пахла как он, и ты спала спокойно. После того, как запах

исчезал, мама брала другую рубашку и клала тебе на подушку.

На лице сестры появились слезы.

– Хорошо.

Я сжала ее руку, никакими словами это не передать.

В то время как бабушка позволила маме выплакаться, Эйприл и я отсортировали вещи,

которые нам привезли. Перебрав вторую коробку, у нас получилось семь рубашек, которые пахли

папой. Я собрала все пакеты и отнесла их наверх, в мамин гардероб. Нижний ящик комода был

совершенно пуст, - это было место, где отец хранил свои сорочки. Я положила пакет в ящик и

задвинула его. Затем начала просматривать, что лежало в остальных ящиках, где он хранил свои

сокровища, – так папа называл вещи, даренные нами на протяжении нескольких лет: макаронные и

рисовые рисунки, отпечаток моей руки, который я сделала ему на первый День Отца, и фотография

нас троих, которую мы подарили ему совсем недавно.

Мои колени подогнулись и я упала на пол; буквально через пять минут я кричала изо всех

сил, позволяя рыданием разрушить меня окончательно. Это должно было случиться, верно? Это

последняя капля. Мы докатились до этого! А ведь мы были на пути к «нормальности», но солдаты, вошедшие в дом, разрушили все, чего мы успели добиться после смерти папы.