Край навылет - [28]
– Щас разберемся. Я начинаю заглядывать под фасад компании Мроза – и тут же за мной следят, а теперь следят и за тобой? Хочешь сказать, что никакой связи? Мне не стоит течь крышей от страха за свою жизнь или чего-то. – Тоже с задержанным аккордом, готовым разрешиться.
– Тут не только это, – доматывается она. – Меня не касается?
Риторический вопрос, который Редж игнорирует.
– Знаешь, что такое хавала?
– Еще бы… ну, э-э, в кино «Пикник» (1956), точно, Ким Новак подплывает по реке, все эти местные воздевают руки и давай…
– Нет, нет, Макси, прошу тебя, тут… мне говорят, это способ перемещать деньги по всему миру без счетов СВИФТа[39] или банковских отчислений, без всякой волокиты, что бывает с «Чейзом» и всеми. На сто процентов надежно, восемь часов максимум. Никаких бумажных следов, никаких правил, никакого наблюдения.
– Как это возможно?
– Тайны третьего мира. Обычно фирмы семейного типа. Все зависит от доверия и личной чести.
– Ух ты, и почему это я в Нью-Йорке с таким ни разу не сталкивалась.
– Хаваладары тут скорее в импорте-экспорте, долю свою берут в виде скидок на цены и прочее. Они как хорошие букмекеры, все держат в голове, а западные люди, похоже, так не умеют, поэтому в «хэшеварзах» кто-то прятал большую часть истории крупных сделок за множественными паролями, незалинкованными директориями и прочим.
– Ты про это от Эрика узнал?
– У него прослушка в операционном отделе «хэшеварзов».
– Кто-то жучка на себе носит?
– Это, вообще-то это Фёрби.
– Извини, э…
– Судя по всему, там внутри чип распознавания речи, который Эрик модифицировал…
– Постой, миленькая пушистая тварь, которых каждый ребенок в городе, включая моих, получил на Рождество пару лет назад, этот Фёрби? этот твой гений взламывает Фёрбей?
– В субкультуре обычная практика, там, похоже, низкая терпимость к кавайному. Поначалу Эрик только хотел найти способ, как раздражать яппов – ну, знаешь, обучить уличному жаргону, с такими эмоциональными всплесками, тип-того. Потом заметил, в каких количествах Фёрби появляются в загонах у кодеров там, где он работает. Поэтому он взял того Фёрби, с которым возился, проапгрейдил ему память, вставил беспроводной модем, я пронес его к «хэшеварзам», посадил на полку, теперь, если хочется, могу прогуляться мимо с флеш-драйвом в моей «Нагре 4» и сгрузить на него всякое конфиденциальное.
– Вроде той хавалы, которой пользуются «хэшеварзы», чтобы вывести деньги из страны.
– К Заливу, как выясняется. У этой конкретной хавалы штаб-квартира в Дубаи. Эрик обнаружил, что даже чтоб добраться до того, где у «хэшеварзов» бухгалтерские книги сложены, они тебя пропускают через запутанные процедуры, написанные на таком, типа, странном арабском, который он называет «литспик»? Это все уже прямо кино в пустыне.
Что правда. Ракурс на офшор, у которого измерений больше, чем полагается ракурсам, не ускользнул от внимания Максин. Она поймала себя на том, что сверяется с текущими обновлениями всегда полезного «Индекса взяточников» и сопутствующего ему «Индекса искаженных представлений», которые ранжируют страны мира по вероятности их скверного поведения, – и «хэшеварзы», судя по всему, имеют сомнительные связи по всей карте, особенно на Ближнем Востоке. В последнее время ей поступают кое-какие звоночки насчет хорошо известной исламской аллергии на все приносящее проценты. Движение ценных бумаг – от редкого до несуществующего. Вместо игры на понижение – тенденция к обходным путям, отвечающим шариату, вроде арбун-аукционов. С чего бы такая забота о мусульманских фобиях насчет взимания процентов, если только?..
Если только Мроз не намерен в этом регионе навариться, с чего ж еще?
Конвекционные токи в кофе у Максин постоянно выносят что-то к поверхности, она только и успевает бормотнуть:
– Эй, постой… – а оно уже опять погружается так быстро, что не опознаешь. Палец совать и щупать она не намерена.
– Редж, скажем, твой парень крякнет всю шифровку. Что ты собираешься делать с тем, что ты там найдешь?
– Что-то происходит, – нетерпеливо, а еще тревожно. – Может, даже такое, что нужно прекратить.
– Которое, ты считаешь, серьезнее, чем просто мошенничество. И из-за чего же такой хипеж?
– Тут ты спец, Максин. Если б оно было классическим укрытием мошенников, вроде Больших Кайманов или как-то, это одно. Но тут Ближний Восток, и кто-то уж как-то чересчур старается хранить секреты, словно Мроз или кто-то у него в конторе не просто хомячит, а что-то финансирует, что-то большое и незримое…
– И… слив средств в Эмираты в масштабах Силача Смурфа не может происходить по какой-то совершенно невинной причине, потому что?..
– Потому что я все пытаюсь придумать такую невинную причину и не могу. А ты можешь?
– Я не занимаюсь международными интригами, не забыл? Ну, может, только нигерийские рассылки, но обычно я тут с жуликами-баристами и артистами разводильно-кидального жанра.
Они сидят там еще минутку, а неведомые формы жизни продолжают свою рекреационную деятельность у них в пище.
– В сумочке «кошака» еще носишь, я надеюсь.
– Ох, Редж. Носить, может, тебе как раз надо.
– Мне, может, надо поездку планировать, типа, очень, очень далеко. Эрик, что уж тут говорить, тем больше дергается, чем глубже влезает. Теперь настаивает, чтоб мы встречались с ним в ПодСетье, а не в подземке, а мне, если честно, как-то не хочется.
Томас Пинчон – наряду с Сэлинджером, «великий американский затворник», один из крупнейших писателей мировой литературы XX, а теперь и XXI века, после первых же публикаций единодушно признанный классиком уровня Набокова, Джойса и Борхеса. Герои Пинчона традиционно одержимы темами вселенского заговора и социальной паранойи, поиском тайных пружин истории. В сборнике ранней прозы «неподражаемого рассказчика историй, происходящих из темного подполья нашего воображения» (Guardian) мы наблюдаем «гениальный талант на старте» (New Republic)
Грандиозный постмодернистский эпос, величайший антивоенный роман, злейшая сатира, трагедия, фарс, психоделический вояж энциклопедиста, бежавшего из бурлескной комедии в преисподнюю Европы времен Второй мировой войны, — на «Радугу тяготения» Томаса Пинчона можно навесить сколько угодно ярлыков, и ни один не прояснит, что такое этот роман на самом деле. Для второй половины XX века он стал тем же, чем первые полвека был «Улисс» Джеймса Джойса. Вот уже четыре десятилетия читатели разбирают «Радугу тяготения» на детали, по сей день открывают новые смыслы, но единственное универсальное прочтение по-прежнему остается замечательно недостижимым.
«На день погребения моего» - эпический исторический роман Томаса Пинчона, опубликованный в 2006 году. Действие романа происходит в период между Всемирной выставкой в Чикаго 1893 года и временем сразу после Первой мировой войны. Значительный состав персонажей, разбросанных по США, Европе и Мексике, Центральной Азии, Африки и даже Сибири во время таинственного Тунгусского события, включает анархистов, воздухоплавателей, игроков, наркоманов, корпоративных магнатов, декадентов, математиков, безумных ученых, шаманов, экстрасенсов и фокусников, шпионов, детективов, авантюристов и наемных стрелков. Своими фантасмагорическими персонажами и калейдоскопическим сюжетом роман противостоит миру неминуемой угрозы, безудержной жадности корпораций, фальшивой религиозности, идиотской беспомощности, и злых намерений в высших эшелонах власти.
В очередном томе сочинений Томаса Пинчона (р. 1937) представлен впервые переведенный на русский его первый роман "V."(1963), ставший заметным явлением американской литературы XX века и удостоенный Фолкнеровской премии за лучший дебют. Эта книга написана писателем, мастерски владеющим различными стилями и увлекательно выстраивающим сюжет. Интрига"V." строится вокруг поисков загадочной женщины, имя которой начинается на букву V. Из Америки конца 1950-х годов ее следы ведут в предшествующие десятилетия и в различные страны, а ее поиски становятся исследованием смысла истории.
Томас Пинчон (р. 1937) – один из наиболее интересных, значительных и цитируемых представителей постмодернистской литературы США на русском языке не публиковался (за исключением одного рассказа). "Выкрикиватся лот 49" (1966) – интеллектуальный роман тайн удачно дополняется ранними рассказами писателя, позволяющими проследить зарождение уникального стиля одного из основателей жанра "черного юмора".Произведение Пинчона – "Выкрикивается лот 49" (1966) – можно считать пародией на готический роман. Героиня Эдипа Маас после смерти бывшего любовника становится наследницей его состояния.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
За что вы любите лето? Не спешите, подумайте! Если уже промелькнуло несколько картинок, значит, пора вам познакомиться с данной книгой. Это история одного лета, в которой есть жизнь, есть выбор, соленый воздух, вино и море. Боль отношений, превратившихся в искреннюю неподдельную любовь. Честность людей, не стесняющихся правды собственной жизни. И алкоголь, придающий легкости каждому дню. Хотите знать, как прощаются с летом те, кто безумно влюблен в него?
Альманах включает в себя произведения, которые по той или иной причине дороги их создателю. Это результат творчества за последние несколько лет. Книга создана к юбилею автора.
«В этой книге я не пытаюсь ставить вопрос о том, что такое лирика вообще, просто стихи, душа и струны. Не стоит делить жизнь только на две части».
Помните ли вы свой предыдущий год? Как сильно он изменил ваш мир? И могут ли 365 дней разрушить все ваши планы на жизнь? В сборнике «Отчаянный марафон» главный герой Максим Маркин переживает год, который кардинально изменит его взгляды на жизнь, любовь, смерть и дружбу. Восемь самобытных рассказов, связанных между собой не только течением времени, но и неподдельными эмоциями. Каждая история привлекает своей откровенностью, показывая иной взгляд на жизненные ситуации.
В жизни все перемешано: любовь и разлука идут рука об руку, и никогда не знаешь, за каким поворотом ты встретишь одну из этих верных подруг. Жизнь Лизы клонится к закату — позади замужество без страстей и фейерверков. Жизнь Кати еще на восходе, но тоже вот-вот перегорит. Эти две такие разные женщины даже не подозревают, что однажды их судьбы объединит один мужчина. Неприметный, без особых талантов бизнесмен Сергей Сергеевич. На какое ребро встанет любовный треугольник и треугольник ли это?
Воспоминания о детстве в городе, которого уже нет. Современный Кокшетау мало чем напоминает тот старый добрый одноэтажный Кокчетав… Но память останется навсегда. «Застройка города была одноэтажная, улицы широкие прямые, обсаженные тополями. В палисадниках густо цвели сирень и желтая акация. Так бы городок и дремал еще лет пятьдесят…».