Край навылет - [18]

Шрифт
Интервал

– Это дорого? – интересуется Дрисколл. – Что они делают?

– Это пока еще, как вы, ребята, выражаетесь, бета, поэтому, думаю, они должны предложить тебе скидку.

Толпа начала сортироваться на смесь хацкеров и хацкерских диффчонок – и корпоративных пиджей, переупакованных соответственно чьему-то представлению об экипировке для баров: эти ищут романтики или дешевую рабсилу, смотря куда вечер повернет.

– Одного элемента тут больше нет в таких количествах, – отмечает Дрисколл, – золотоискателей обоих полов, которые считали, что все эти нёрдовые миллиардеры прямщаз двинут из тубза яростно в их жизнь. И тогда-то не лучше делюзии было, а нынче даже хардкоровая техно-авантюристка вынуждена признавать, что объедки сильно постные.

Максин заметила пару мужчин у стойки, которые, похоже, на нее глазеют, или на Дрисколл, или на них обеих, с нерядовой пристальностью. Хотя трудно сказать, что тут у них нормально, эти двое прям нормальными Максин не кажутся, и дело не только в «Зиме».

Дрисколл следит за ее взглядом.

– Вы знаете вон тех парней?

– Нет, не-а. Думала, это твои знакомые.

– Они тут впервые, – вполне уверена Дрисколл, – и похожи на копов. Мне стрематься?

– Только что вспомнила, у меня ж комендантский час, – хмыкает Максин, – поэтому я пошла. А ты оставайся. Поглядим, у кого из нас они на хвосте.

– Давайте понагляднее мылом обменяемся, телефонами и прочей сранью, так хоть не так будем похожи на давних сообщников.

Выясняется, что Интересующая их Личность – Максин. Добрые вести, скверные вести, Дрисколл вроде бы детка неплохая, ей эти идиоты без надобности, а с другой стороны, теперь Максин, в дымке лимонно-лаймового алкопопа, придется пытаться их стряхивать. Она садится в такси в сторону центра, а не спальной окраины, делает вид, что передумала, к вящей досаде таксиста, и оказывается на Таймз-сквер, которой уже несколько лет предпринимала сознательные усилия избегать и по возможности к ней не приближаться. Сомнительной старой Двойки, которую она помнит по своей менее ответственной юности, больше нет. Джулиани и его дружки-застройщики, а также силы пригородной праведности вымели тут все подчистую, обдизнеили и стерилизовали – меланхолические бары, раздаточные пункты холестерина и жиров, порно-кинотеатры снесли или перестроили, неухоженных, неприютных и незащищенных вытолкнули, сбытчиков больше нет, нет шмаровозов или катал, даже деток, сачкующих в старых пинбольных галереях – все пропали. Максин не может обороть тошноту от самой возможности какого-нибудь остолбенелого консенсуса касаемо того, какой будет жизнь, что беспощадно захавает этот город, затянется Петля Ужаса, мультиплексы, моллы и гипермаркеты, в которых затариваться имеет смысл, только если у тебя есть машина и подъезд к дому, а рядом с домом в пригородах гараж. Ааахх! Они высадились, они среди нас, им на руку слов нет как, что мэр с корнями в дальних выселках и за ними – один из них.

И вот сегодня вечером они все тут, стянулись в эту возродившуюся в вере имитацию их собственной американской отчизны тут, в самой сердцевине подгнившего Большого Яблока. Смешавшись со всем этим насколько сумела, Максин наконец отыскивает укрытие в подземке, садится на Номер 1 до 59-й, пересаживается на поезд «Си», выходит у «Дакоты», вьется между японскими гостями, высыпавшими из автобуса пощелкать место покушения на Джона Леннона, и когда в следующий раз озирается, уже не видит, что за нею кто-то следит, хотя если держали ее на своих радарах еще до того, как она зашла в «Приемник», вероятно, знают, и где она живет.

6

Пицца на ужин. Что еще новенького?

– Мам, у нас в школе сегодня появилась эта совсем чокнутая дама.

– И… кто-нибудь что, вызвал копов?

– Нет, у нас было общее собрание, а она выступала. Закончила Кугельблиц когда-то еще в стародавние времена.

– Мам, а ты знала, что семья Буша ведет дела с саудовскими террористами?

– Нефтяные, в смысле.

– Наверное, это она и имела в виду, но…

– Что?

– Типа, там что-то еще. Она что-то хотела сказать, но не перед полным залом детей.

– Жалко, что я пропустила.

– Приходи на актовый день в старшие классы. Ее туда опять выступать позовут.

Зигги протягивает ей флаер с рекламой сайта под названием «Таблоид про́клятых» и автографом «Марка Келлехер».

– Эй, вы, значит, Марку видели. Та-ак. Прямо-таки – так-так. – Она узнает это имя, как не узнать, Марка Келлехер – теща Гейбриэла Мроза для начала, ее дочь Талит и Мроз женихались еще в колледже. Может, в Карнеги-Меллоне. Поговаривают, развилось последующее охлаждение, pari passu[21] с ростом доходов миллиардера, несомненно. Максин, разумеется, это все никак не касается, хоть она и знает, что сама Марка в разводе и кроме Талит у нее еще двое детей, оба мальчики, один – какой-то функционер ИТ[22] в Калифорнии, а другой отправился в Катманду и с тех пор – открыточный кочевник.

Марка и Максин знакомы еще с кооперативного неистовства десяти-пятнадцатилетней давности, когда домовладельцы возвращались к былому атавизму и применяли гестаповские методы, чтобы вынудить легитимных жильцов съехать. Деньги, ими предлагаемые, были возмутительно малы, но некоторые жильцы на них велись. А к тем, кто не, отношение было другое. Двери квартир снимались для «текущего ремонта», не вывозился мусор, цепные псы, наемные громилы, поп восьмидесятых будь здоров громко. Максин заметила Марку в пикете соседей-оводов, старых леваков, организаторов борьбы за права жильцов и тому подобных, перед зданием на Колумбе, где все ждали появления гигантской надувной крысы профсоюза. Лозунги на плакатах у пикета включали: «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ, КРЫСЫ, – СЕМЬЯ ДОМОХОЗЯИНА» и «КООП – КРОВОЖАДНЫЕ ОСКОРБИТЕЛЬНЫЕ ОТТАЛКИВАЮЩИЕ ПРАКТИКИ». Колумбийцы без документов выносили мебель и домашнее имущество, стараясь не обращать внимания на эмоциональное волнение. Марка прижала бригадира-англо к грузовику и в выражениях не стеснялась. Она была стройна, рыжие волосы до плеч с пробором посередине, забранные потом в сетку, как выяснилось – из гардероба причесочных ретро-аксессуаров, что на районе стали ее коронкой. В тот конкретный день конца зимы сетка была алой, а лицо Марки показалось Максин серебристым по краям, вроде какой-то антикварной фотографии.


Еще от автора Томас Пинчон
Нерадивый ученик

Томас Пинчон – наряду с Сэлинджером, «великий американский затворник», один из крупнейших писателей мировой литературы XX, а теперь и XXI века, после первых же публикаций единодушно признанный классиком уровня Набокова, Джойса и Борхеса. Герои Пинчона традиционно одержимы темами вселенского заговора и социальной паранойи, поиском тайных пружин истории. В сборнике ранней прозы «неподражаемого рассказчика историй, происходящих из темного подполья нашего воображения» (Guardian) мы наблюдаем «гениальный талант на старте» (New Republic)


Радуга тяготения

Грандиозный постмодернистский эпос, величайший антивоенный роман, злейшая сатира, трагедия, фарс, психоделический вояж энциклопедиста, бежавшего из бурлескной комедии в преисподнюю Европы времен Второй мировой войны, — на «Радугу тяготения» Томаса Пинчона можно навесить сколько угодно ярлыков, и ни один не прояснит, что такое этот роман на самом деле. Для второй половины XX века он стал тем же, чем первые полвека был «Улисс» Джеймса Джойса. Вот уже четыре десятилетия читатели разбирают «Радугу тяготения» на детали, по сей день открывают новые смыслы, но единственное универсальное прочтение по-прежнему остается замечательно недостижимым.


На день погребения моего

«На день погребения моего» -  эпический исторический роман Томаса Пинчона, опубликованный в 2006 году. Действие романа происходит в период между Всемирной выставкой в Чикаго 1893 года и временем сразу после Первой мировой войны. Значительный состав персонажей, разбросанных по США, Европе и Мексике, Центральной Азии, Африки и даже Сибири во время таинственного Тунгусского события, включает анархистов, воздухоплавателей, игроков, наркоманов, корпоративных магнатов, декадентов, математиков, безумных ученых, шаманов, экстрасенсов и фокусников, шпионов, детективов, авантюристов и наемных стрелков.  Своими фантасмагорическими персонажами и калейдоскопическим сюжетом роман противостоит миру неминуемой угрозы, безудержной жадности корпораций, фальшивой религиозности, идиотской беспомощности, и злых намерений в высших эшелонах власти.


V.
V.

В очередном томе сочинений Томаса Пинчона (р. 1937) представлен впервые переведенный на русский его первый роман "V."(1963), ставший заметным явлением американской литературы XX века и удостоенный Фолкнеровской премии за лучший дебют. Эта книга написана писателем, мастерски владеющим различными стилями и увлекательно выстраивающим сюжет. Интрига"V." строится вокруг поисков загадочной женщины, имя которой начинается на букву V. Из Америки конца 1950-х годов ее следы ведут в предшествующие десятилетия и в различные страны, а ее поиски становятся исследованием смысла истории.


Выкрикивается лот 49

Томас Пинчон (р. 1937) – один из наиболее интересных, значительных и цитируемых представителей постмодернистской литературы США на русском языке не публиковался (за исключением одного рассказа). "Выкрикиватся лот 49" (1966) – интеллектуальный роман тайн удачно дополняется ранними рассказами писателя, позволяющими проследить зарождение уникального стиля одного из основателей жанра "черного юмора".Произведение Пинчона – "Выкрикивается лот 49" (1966) – можно считать пародией на готический роман. Героиня Эдипа Маас после смерти бывшего любовника становится наследницей его состояния.


Энтропия

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Англо-русский роман

Англо-русский роман конечно же о любви, о любви между представителями разных культур в условиях глобализованного мира. Во что выльется случайная встреча главных героев: английского юриста Дэвида и преподавателя московского вуза Тани? Если рассматривать жизнь как квест, то такие встречи — это подсказки, куда и с кем идти по жизни дальше. Кто понял, дойдёт до счастливого финала, кто не заметил, удача отвернётся. Как же узнать, что подарок судьбы, а что искушение?


Полет на Плутон

Если ты живешь в криминальном мире, частью которого является твоя семья, но не ты сам, то психологические проблемы неизбежны. Рита не стала исключением. Ее тело выросло, но внутри она так и осталась маленькой девочкой, маленькой Машей без Медведя, которая заблудилась в лесу взрослой жизни. Она вдруг осталась одна, а одной очень страшно, особенно когда попадаешь в секретную тюрьму, и над миром нависает апокалипсис. Всю жизнь Риту спасала вера, но что делать, если и бог покинул тебя?


Мужчина и женщина. Голубцы...

Привет-привет!!! Познакомимся? Познакомимся! Я — Светлана Владимировна Лосева — психолог по счастью. Ко мне обращаются, когда болит Душа. Когда всё хорошо в материальном и социальном плане, и сейчас, вдруг (!!!), стало тошно жить. Когда непонятно, что происходит и как с этим «непонятно» разобраться.


Последняя надежда планеты

На маленькой планете идёт борьба за власть. Десять крупных очагов соревнуются между собой за лидерство. Но к чему может привести отчаянное противостояние? Конечно, к катастрофе. Мятежники не подозревают, что запустили машину безумия, неумело пытаясь спасти мир. И теперь всей планете угрожает призрак смерти. Он маячит на горизонте, желая разрушить то немногое, что ещё осталось.


Список мечт. Повести и рассказы

В сборнике рассказы о женщинах разных возрастов. Каждая из них совершает маленькие личные подвиги на житейском уровне. На том самом, где нет фотокамер и журналистов, нет психологов и юристов, где решения принимаются своим умом. Жажда жизни, стремление к счастью, ответственность за свой выбор, вера в себя и в лучшее. Как бы ни было плохо — все равно когда-нибудь будет хорошо! Книга рекомендуется к прочтению не только женщинам, но и мужчинам. Ведь счастье не строится в одиночку.


История чашки с отбитой ручкой

«…Уже давно Вальтер перестал плакать; Юлиус сидит с газетой у печки, а сын устроился у отца на коленях и наблюдает, как во мне оттаивает замерзший мыльный раствор, — соломинку он уже вытащил. И вот я, старая, перепачканная чашка с отбитой ручкой, стою в комнате среди множества новеньких вещей и преисполняюсь чувством гордости оттого, что это я восстановила мир в доме…»  Рассказ Генриха Бёлля опубликован в журнале «Огонёк» № 4 1987.