Краткая история смерти - [9]

Она изголодалась по общению и смеху, по простому взаимодействию с другими. Лори старательно вспоминала свои разговоры с другими — с людьми, которые клали руку ей на колено и наклонялись, чтобы шепнуть на ухо, с теми, кто кричал на нее в школе и на совещаниях, — а когда не удавалось припомнить, она придумывала собеседников, что было ничуть не хуже. Она скучала по Пакетту и Джойсу, их нелепым спорам, даже по звуку их дыхания. Она все больше подозревала, что мужчины заблудились где-то между хижиной и станцией на берегу моря Росса, или же что они добрались до станции, но не рискнули пуститься в обратный путь. Лори скучала по отцу и матери, по друзьям, по соседям в доме, где она жила. Иногда она так много о них думала, что голова наполнялась голосами.

«Пора спать, детка», — говорил отец, а потом проходило пятнадцать лет, и Лори слышала голос соседки в студенческом общежитии: «На выходных я буду у Кайла, так что комната в твоем распоряжении». Минуло еще десять лет, и она услышала босса, который постучал в дверь кабинета: «Я скажу всего одно слово, а ты ответь, что думаешь. Антарктика». А за год до этого бойфренд Лори заявил: «Вот помада, теперь будешь краситься только ею. Господи, когда я вижу этот цвет, так и хочется откусить тебе губы». Буквально за неделю от отъезда на полюс с Пакеттом и Джойсом было: «Что, жалко отдать какой-то паршивый доллар? Мисс Новые-Черные-Туфли-и-Красивый-Поясок. Мисс Слишком-Занятая-Фифа-чтобы-Подумать-о-Ком-то-Кроме-Себя!» Этот человек клянчил мелочь у входа в здание корпорации «Кока-кола».

Лори прислушивалась к голосам, пока их не заглушал ветер, а потом покидала просторные поля воспоминаний и возвращалась под низкие серые своды хижины, к бесконечным часам сидения и хождения туда-сюда.

Она пыталась разными способами заполнить досуг, распуская привычные дела на нити и по каждой проходя до конца — не важно, насколько призрачной и тонкой была каждая из них. Она решила, что не позволит себе сойти с ума. Поутру Лори посвящала зарядке целый час, вместо обычных пятнадцати минут, и бежала на месте, в куртке и перчатках. Она читала те книги, которые вынуждали сосредоточиваться на каждом слове. Блюда, которые готовила Лори, становились все более трудоемкими — тушеное мясо в горшочках, жаркое, запеканки. Они истощали запас овощей и кипели на плите полдня. Она заполняла любую паузу, отложив все дела, чтобы разгладить складку на одеяле или смести кучку снега с пола. Но ничего не помогало. Не важно, сколько раз она заставляла себя встать с кресла, пытаясь симулировать ощущение неотложности действия, — Лори никуда не двигалась. Она застыла на месте и понимала это.

Однажды утром она чинила плиту и чуть не отхватила себе левую руку. Случилось вот что. Лори услышала, что над конфоркой дребезжит разболтавшийся болт; не дотянувшись до рычага, при помощи которого его можно было подтянуть, она вскарабкалась на плиту, чтобы взяться под другим углом, и заглянула в зазор между плитой и стеной. От стены отстала какая-то металлическая полоса, она дрожала и подергивалась, касаясь плиты, когда хижина сотрясалась от ветра. Вот откуда исходил шум, и дело было не в болте. Лори понимала, что дребезжание сведет ее с ума, если она ничего не предпримет, поэтому она попыталась вручную загнуть кусок металла обратно. Ничего не получилось, и тогда она стала пилить его карманным ножом. Когда не помогло и это, Лори решила обрубить железяку при помощи топорика, найденного в ящике с инструментами. Она ухватилась за плиту левой рукой, занесла топорик правой, размахнулась и потеряла равновесие.

Рука так онемела от холода, что Лори не осознала случившегося, пока топор не пролетел мимо ее головы и не врезался в плиту. Послышался раскатистый гул, похожий на колокольный звон, после чего топор с лязгом упал на пол.

Опустив глаза, Лори увидела серебристое отверстие на плите, как будто кто-то бурил замерзшую почву. Оно проходило аккурат у кончиков ее пальцев. Именно в ту минуту Лори осознала глубину своего одиночества. Если бы топор упал парой дюймов левее, она истекла бы кровью прежде, чем кто-нибудь нашел ее, — через несколько недель или даже лет (она уже была в состоянии это представить). Отныне надлежало быть аккуратнее.

Лори начала припоминать различные случаи из жизни — встречи, разговоры и прочие эпизоды — с пугающей отчетливостью. Однажды, учась в колледже, она провела целый день в чикагском зоопарке, наблюдая за детенышем жирафа, последним в мире, который длинным черным языком крутил и качал длинную железную цепь. Она вспомнила, как впервые поступила на работу — в прачечную, и клиент, вручив ей брюки с круглым пятном между ног, спросил: «Можно ли вывести с синтетики сироп от кашля?» Однажды мать привела ее на вечеринку к своей подруге, а потом отругала за то, что девочка пела «Ну когда же мы уйдем?» на мотив «С днем рожденья тебя». Лори было тогда всего четыре.

Лори подумала: возможно, на нее нахлынул тот же прилив воспоминаний, что, по слухам, переживают умирающие, — только намного, намного медленнее.

«Лори Берд, специалист по дикой природе, готовится к долгой зиме».