Красный Ярда - [24]

Однажды пани Катержина задержалась с обедом. Ярда время от времени осведомлялся, готовы ли жареные почки.

— Подожди полчасика, — успокаивала мать Ярду.

— Тогда я сбегаю в трафику, — сказал Ярослав и, накинув пальто, вышел из дома.

Почки были готовы, а Ярда не появлялся. Пани Катержина села обедать без него.

Увидев, что ближайшая трафика закрыта, Ярда пошел дальше и встретился с художником Ярославом Кубином. Вместе они отправились на проспект Юнгманна и заглянули в трактирчик — там обычно собирались молодые художники, артисты и литераторы.

— А вот и македонский атаман! — шепнул Кубин Гашеку, указывая на нового посетителя.

Этого необыкновенного человека нельзя было не заметить. Его странный полувосточный, полуевропейский наряд, глиняная арабская трубка, торчавшая из черных усов, смуглое лицо и глаза, блестевшие, как антрацит, невольно приковывали внимание. Гость снял широкополую шляпу, поздоровался со всеми по-болгарски и по-чешски и сел рядом с Гашеком.

Атаман опоздал родиться лет на четыреста. Говорили, что он родом из Македонии. Непоседа, безудержный фантазер и искатель приключений, он тем не менее имел в Софии небольшое кожевенное предприятие. Временами ему надоедала оседлая жизнь, атаман отправлялся путешествовать и заезжал в Прагу. Он был славянином и всю свою сознательную жизнь боролся за освобождение балканских славян от турецкого ига. В армии атаман дослужился до капрала. На визитных карточках, которые он раздавал знакомым, стоял титул «македонский атаман». Рассказы атамана о смелых внезапных налетах на турецких пашей, недвусмысленные намеки на то, что турки бегут при одном его имени, всегда кончались горячими призывами вступить в его храбрую дружину. Он не скупился на посулы, потрясал ножом, схваченным со стола, и показывал, как ловко он и его молодцы расправляются со своими врагами. Его необычайная страстность, яркая речь, представлявшая собою смесь всех славянских языков, свирепо шевелящиеся усы были чем-то вроде пряной приправы к пиву с сосисками.

— Момче! — атаман широко отвел руку в сторону, обнял Гашека и привлек его к себе. — Момче! Ты хотел вступить в мою дружину. Мы можем принять тебя. Сегодня я уезжаю в Софию. Ты готов?

Ярда понял, что попался. Когда-то, желая вытянуть из атамана побольше смешных небылиц, он горячо поддержал его патриотические планы и попросился в дружину.

— Едем! — ответил Ярда.

— Надо выпить за успех дела! — подзадорил их кто-то из компании поэта Догнала.

Атаман подозвал кельнера, заказал сливовицу и, угостив всех присутствующих, пустился в пляс. Долго веселиться было некогда — атаман, Гашек и тут же завербованный Кубин поспешили на вокзал.

На перроне их ждали еще два волонтера. Путешествие начиналось весело. Атаман вербовал бойцов в свою дружину даже в вагоне.

— Встретимся в Софии! — говорил он им на прощание.

О своем путешествии Гашек рассказывал, что по дороге он попал в Румынию, в Трансильванские Альпы и побывал на охоте незадачливого румынского короля. Триста загонщиков подставили под его ружье ручного черного медведя, но монарх, едва завидев зверя, испугался и не выстрелил…

В Софии атаман собирал дружину, чтобы вступить в схватку с турками, но один из его кредиторов опротестовал какой-то старый вексель, и атамана упекли в долговую тюрьму. Операция против турок сорвалась.

Гашек и Кубин решили побродить по Балканам. Писатель стряпал, а художник писал портреты, иконы и вывески. Когда у Кубина не было заказов, друзья ходили по церквам и мыли иконы. Кубин легко применялся ко вкусам заказчиков и ради заработка писал то иконы, то собачек, то портреты детей. Однажды какой-то кулак заказал ему портрет своего годовалого сына. Художник нарисовал только головку ребенка. Кулак посмотрел на портрет и заорал:

— А где руки и ноги?

Кубин не сказал ни слова, взял уголь и внизу, под головкой ребенка, на свободном маленьком куске бумаги пририсовал ножки и ручки. Головка оказалась раза в три больше конечностей, но заказчика это не смутило. Он остался доволен и хорошо заплатил художнику.

Ярда шутил — не догадайся Кубин пририсовать ребенку тараканьи лапки, деревня линчевала бы их обоих…

В Хорватии друзья расстались. Художник вернулся в Прагу, а писатель продолжал странствовать. Он задержался в Далмации и поступил там на службу — служил практикантом делопроизводителя и за пятьдесят три золотых помогал наместнику защищать интересы Австро-Венгрии.

В Праге гадали, куда исчез Гашек. Одни говорили, что кто-то видел его на пароходе, плывшем в Африку, другие уверяли, что он добрался до Сицилии, а там его сняли с парохода и под конвоем отправили в Австро-Венгрию. Как продолжалось это путешествие, никто толком не знает. Мистифицируя друзей, наш герой утверждал, что побывал в Италии, заглянул в Венецию. Она поразила его обилием церквей и храмов. Видимо, Венеция сильно нуждалась в замаливании своих грехов.

— Я не такой уж грешник, чтобы ходить по всем церквам! — сказал себе Ярда.

Но он не устоял от искушения посмотреть собор святого Марка с его знаменитой античной квадригой, захваченной венецианцами при взятии Константинополя, и кафедральный собор Мария Глориоза деи Фрари — усыпальницу дожей. Ярде понравились две египетские колонны возле Дворца дожей — одну из них украшало изваяние покровителя Венеции — святого Федора на крокодиле, а другую — крылатый лев святого Марка.