Красный Яр. Это моя земля - [14]

— На лыжах проще.

Ну конечно, Миш, ну конечно.

— Поедешь с учебного склона через несколько минут после старта. Четыре точки опоры: две лыжи — две палки.

Конечно, конечно, Миш, ты, главное, говори, говори.

Встал, как борец сумо. По очереди поднимая левую и правую ногу, зависая над полом.

Ах, какая у тебя стойка, Миш…

— Весь корпус — в сторону движения. Вщелкиваешься в крепления — вот так. При падении лыжи отстегиваются. В гору можно спокойно на палках.

— Сплошные плюсы, да? А минусы есть?

— Ботинки жутко неудобные.

— Точняк! — в тон Мишке отвечает Тоня. Вытянула из-под стола тонкую ножку в легинсах. Потянула по-балетному носок. — Я эти пыточные испанские сапоги снимаю на каждом перерыве. А ведь некоторые умудряются весь день в них…

Тоня — это девушка Миши. Познакомились в Бобровке под первый снег. Думаешь, почему он курить бросил. И почему мне никому нельзя говорить о поцелуях в темноте.

— С бордом — наоборот.

Продолжай, еще, еще.

— Боты мягкие и удобные — валенки. Но при катании — другое равновесие. Первые дни реально убиваешься. Пару раз на скорости поймаешь передний кант — запомнишь навсегда. Новички экипируются — шлем, локти, колени… Сверхболезненное начало!

Сверхболезненное! Как скажешь, Миш…

— И выщелкиваться из креплений надо обязательно с помощью рук. Все заварушки на подъемниках из-за сноубордистов. Зато прогресс в освоении техники стремительный.

— Факт! — и снова эта ножка в легинсах.

— За сезон можно круто освоиться. На наших высотах кайф от борда получить легче, чем от лыж…

— Кста-а-ати! Антонова! А Кубок же? Давай из тебя чемпионку сделаем? — Тоня подмигнула Мишке. Я напряглась, взревновала.

— Какой еще Кубок?

Сплю и вижу, кошечка, нас втроем — ты, я и Мишка, ага.

— Антонова, точно, давай! Погнали завтра? Я тебя познакомлю с инструкторами. Тебе мальчика или девочку? А трассы, а подъемники, а раздевалки там какие… — Мишка хитро прищурился.

Не то что серверные, да? Кобель!

Через месяц покатушек в Бобровке Тоня взяла надо мной девочковое шефство: «А ты где живешь? А с кем? А как расслабляешься? А парень есть? Чтооо?! Ты ваще ни-ни?»

Только слегка. Целовалась с твоим. Не в счет.

— Ладно, не дрейфь! Наладим тебе жизнь!

— Может, не надо?

— Надо, Антонова, надо! Тебе кто из парней в магазине нравится?

— А я их, что ли, вижу? Они ж наверху!

— Мда… Ну хорошо. Сначала покажем тебя, а потом выберем из… ну…

— Претендентов на переспать?

— Типа того.

— И?

— И я тебя приглашаю! Скажем… В понедельник на эль и пиво, во вторник — на коктейли, в среду — на вино. Освобождай вечера.

— О! Да! Спасибо, что предупредила! Мои вечера обычно расписаны на месяц вперед.

Шутка.

— Ага, я так и поняла. Готовься! Морально и… в общем, готовься.

В понедельник мне было нечего надеть, и я перемеряла дюжину Тониных платьев. Отвергла декольте, вырезы на спине и те, в которых из-под юбки должны быть видны стринги.

— Ну ты и ханжа, Антонова.

— Я ханжа, да? Щас вообще никуда не пойду!

— Ладно, ладно!

Интересно, как это — переспать именно с Мишкой. Напьюсь — и спрошу.

Выбрала, наконец, платье в пол. Сзади молния — от затылка до пяток, впереди — ткань под горло — как щит. Надела и успокоилась. В этом, говорю, пойду.

— Пояс верности дать? — троллит Тоня.

— Свой-то не снимаешь поди!

Красилась — два раза попала тушью в глаз. Три раза испортила стрелки. Четыре раза перекрашивала губы.

— Пока ты тормозишь, всех нормальных парней расхватают!

— А может, я по девочкам?

Тоня, не беси меня.

— Что?!

— Шучу.

Наконец, собрались. Вышли.

Тоня рассчитала верно. В баре с порога становятся закадычными друзьями даже с иноземцами, не владеющими языком. После первого глотка — братание, выпивка на брудершафт. Народа много, тесно, броуновское движение. Сердце стучит в ребра. Выпустите меня.

Вот чего недостает в моей жизни, мама. Прикосновений. Касаний, чтобы привлечь внимание. Объятий, чтобы проявить дружелюбие. Похлопываний по плечу, чтобы поддержать. Ты-то меня никогда не обнимала. Поэтому мне так холодно. С рождения и сейчас.

Я загрустила в толпе, налегла на Синюю Бороду. Потом еще на одну. И еще. После третьей бутылки потеряла Тоню из виду. Вот она мелькнула здесь, там. Вот у нее тушь потекла. Вот кто-то из девочек поцеловал ее в щеку и оставил бордовый след.

Мы встретились в туалете. Тоня — веселая, а я — мрачнее тучи.

— Ты чего, Антонова?

— Да блин, тоска. Пойду…

— Ну… Не торопись, я сейчас.

Прошмыгнула к нашему столику, что-то шепнула Мишке в ухо. А может, не шепнула, а прокричала. Ничего ж не слышно, это ж бар. Я махнула нашим на прощание. Мишка вызвался проводить.

Ребята, вы серьезно?

Ай, все равно. Идем. Я держу дистанцию, а он — нет. Меня шатает от странного предчувствия. Или это Синяя Борода бродит и бередит?

— Миш? Мне пора… — шепчу я, а он не обращает внимания.

— Я живу вот здесь, — показывает на кирпичный дом. — У меня недавно дружок гостил. Оставил саган-дайля. Любишь чай с рододендроном?

— С чем?

— С тем! — тянет, дергает меня за руку. Пальцы впились в плечо до костей. Он тоже пьян, как и я. — Тебе понравится, Антонова. Не дрейфь.

Мне понравилось.

Я остановилась в прихожей перед зеркалом стереть помаду. Думала, будем чай, неприлично же пачкать кружки. Пока вглядывалась в отражение, не размазала ли красное по щекам, он подошел, я не услышала, а когда услышала, было поздно.