Красный всадник (Уот Тайлер) - [15]
— Сейчас наш путь лежит в Кентербери, — продолжал он уже спокойнее свою речь. — Там бывает много людей со всей Англии. Они понесут нашу правду по городам и деревням. Затем двинемся в Мейдстоун, где уже третий месяц сидит в тюрьме защитник народа Джон Болл. Я знал его по Колчестеру. Он прислал письмо, в котором приветствует нас и уведомляет, что ударил в свой колокол. Теперь настала пора действовать. За нами право и сила, воля и ум… Джек Строу, прочитай людям письмо Джона Болла.
Джек вскочил на каменный прилавок рядом с Тайлером, вынул из кармана бумагу, бережно развернул ее и стал читать:
— «Джон Болл, пастырь святой Марии, приветствует сердечно всякого звания людей и повелевает им во имя троицы, отца, сына и святого духа, мужественно сплотиться за правду. Храните истину, и истина сохранит вас… Джон Болл уговаривает народ повиноваться одному вождю Тайлеру, поддерживать дисциплину, остерегаться, чтобы их не отговорил кто-нибудь из горожан, не предаваться грабежам и личным интересам…»
Тайлер подал знак Строу. Тот спрятал письмо.
— Мы освободим Джона Болла! Освободим всех, кто томится вместе с ним в тюрьме. А сейчас я разрешаю короткий отдых. Затем наш путь в Кентербери! Правильно я говорю? — Уот смотрел открыто и дружелюбно.
— В Кентербери! В Кентербери!.. — отозвалась многотысячная толпа.
— ИЛИ ТЫ НЕ ХОЧЕШЬ ЖИТЬ СПОКОЙНО!
— ХОЧУ И ПОЭТОМУ НЕ МОГУ СЕБЕ ЭТОГО ПОЗВОЛИТЬ
Из анонимной хроники
«В среду после троицы король отправил к общинам своих посланцев. Они ответили, что восстали для спасения его и чтобы уничтожить изменников его и королевства. Король послал во второй раз и сказал, чтобы они перестали делать то, что делали из уважения к нему, чтобы он мог поговорить с ними, и он, согласно их желанию, разрешит исправление того, что было сделано худого.
Общины сказали, что хотят говорить с ним.
И король в третий раз послал сказать им, что прибудет к ним на другой день в час заутрени».
Из крестьянских воззваний
«Когда сила будет помогать праву, а ум идти впереди воли,
Тогда наша мельница пойдет полным ходом…
Остерегайтесь попасть в беду,
Отличайте ваших друзей от ваших врагов,
Скажите: „Довольно“, и кричите: „Эй, сюда!“
И делайте хорошо и еще лучше, и бегите греха,
И ищите мира, и держитесь в нем.
Об этом просят вас Джон Правдивый и все его товарищи».
— Добрый день! Ну и охрана у вас! Ни за что не хотела пропускать. Ей пароля мало. А ведь мы проскакали без передышки добрый десяток миль. — Говорящий подтолкнул вперед своего спутника, высокого рыжего крестьянина. — Это кузнец Эндрью из Стенфорда. Он здесь по поручению Томаса Бекера.
Уот Тайлер внимательно оглядел кузнеца с головы до ног.
— Здравствуй, Джек Строу. Здравствуй, кузнец Эндрью. Здравствуйте и проходите. Продолжим наш совет. Однако опаздывать нельзя. Дорог каждый час.
— Я не мог приехать раньше, Тайлер. В наш эссекский лагерь постоянно прибывают посланцы других графств. По примерным подсчетам, уже собралось тысяч тридцать. Когда мы садились на коней, прибыл еще один восставший отряд. Эти ребята сожгли налоговые списки архиепископа Сэдбери.
Сидящий по левую руку от Уота монах в коричневой мантии поднял выстриженную посредине крупную голову и с интересом взглянул на говорившего.
— Сэдбери? Когда-то архиепископ Сэдбери утверждал, что чернь ни на что не способна и что мы, странствующие монахи, напрасно будоражим ей умы греховными проповедями о всеобщем равенстве и братстве. Двадцать лет назад за эти проповеди меня наказали — отлучили от церкви и прокляли. Но проклятиями и отлучениями меня не сломить.
Все с почтением слушали монаха. Он спокойно продолжал:
— Я провозглашал тогда и сейчас говорю: придет время — и не будет ни бедных, ни богатых, ни господ, ни рабов. И люди станут другими — исчезнут пороки, забудутся гордость, жадность, ложь. Кто трудится, получит много земли. Все монастырские угодья перейдут во владение народа. И будет один епископ. Отпадет сама собой церковная десятина. Это я говорил людям везде — на рынках, на постоялых дворах, на погостах. И люди слушали меня. Архиепископ узнал о моих проповедях, и меня опять отлучили от церкви, объявив раскольником. А в апреле этого года пригрозили третьим отлучением. Потом с помощью Королевского совета меня посадили в тюрьму. Я тогда сказал: придут люди — двадцать тысяч друзей из великого сообщества — и освободят Джона Болла. Епископ расхохотался мне в лицо. А ведь вчера произошло именно так, как я говорил. Мои слова сбылись.
Джон Болл замолчал. Чуть дрожало пламя трех свечей в чугунном подсвечнике, стоящем на ящике. На пологой стене палатки покачивалась тень головы монаха с прямым носом и большим, выдающимся вперед подбородком. Порывы ветра то и дело вторгались в ровный стук дождевых капель.
— Ты просчитался, Джон Болл, — сказал Тайлер. — У тебя уже пятьдесят тысяч друзей. И прибывают новые.
— Особенно после того, как Тайлер распорядился в Мейдстоуне продать крестьянам по дешевке захваченное в поместье герцога зерно, — сказал Роберт Кейв.
